Морской узел - Андрей Дышев

Если верить крикливым работницам регистратур, в больницах Ирины не было. Утешение слабое, но другого у меня не было, и я благодарил бога за то, что он давал мне надежду. Я лелеял ее, бережно, как спящего ребенка, прижимал к себе, оберегал ее покой от гнусных мыслей, которые атаковали меня. Чувство одиночества и отчаяния тем не менее росло в моей душе, как избыточное давление в паровом котле. Мне как воздух нужны были теплые слова поддержки и тарелка горячей похлебки. Но кафе Ашота, куда я пришел, было закрыто, выбитое стекло в двери заколочено фанерой, и окна темнели пронзительной пустотой.

Я остановился посреди улицы под проливным дождем, посмотрел вперед, назад и понял, что со мной случилось то, чего не было еще никогда в жизни, – я утратил смысл всего. Я торчал как столб, мешая пешеходам, и они задевали меня угловатыми сумками и колкими зонтиками; я кого-то раздражал, вызывал ругательства и злобу.

В такое болото отчаянья моя душа еще никогда не погружалась, опуститься ниже значило просто умереть, и не было иных путей, кроме как идти в гору. «Вот что, Вацура! – жестко сказал я себе, словно был командиром и обращался к солдату, позволившему проявить малодушие. – Ничто не происходит случайно, все в этой жизни предопределено, а значит, в этих испытаниях, которые свалились на меня, есть высший смысл. Передо мной стоят определенные, ярко выраженные цели, а не хаотичное нагромождение несчастий. И первым делом я должен разыскать Ирину. В лепешку расшибиться, но найти! Все горы перевернуть, все стены взорвать, все моря осушить, но найти!»

Вера вернула мне силы. И тотчас сознание словно вспышкой озарила мысль: а куда еще Ирина может пойти, к кому кинуться за утешением и поддержкой, как не ко мне! Конечно же, она поехала ко мне домой, будучи уверена, что я безмятежно сплю в своей постели. Тем более что у нее есть дубликат ключей от моей квартиры – я сам отдал его Ирине в тот же день, когда поставил бронированную дверь. Мастер, который ее устанавливал, посоветовал так сделать. «Чтобы не взрывать дверь динамитом, если вдруг потеряешь ключи!» – пояснил он, ненавязчиво отрекламировав высокое качество своего изделия.

Я немедленно позвонил к себе домой, выслушал длинную череду гудков, дал отбой и снова позвонил… Не берет трубку! Не берет! От досады мне хотелось завыть. Только не надо паниковать! Рано делать выводы! Нормальный, прилично воспитанный человек, находясь в чужой квартире, тем более проникнув туда без спроса, не станет поднимать трубку и отвечать на звонок, не предназначенный ему. А Ирина – нормальный и прилично воспитанный человек. Она не поднимет трубку. Мали ли кто мне звонит? А вдруг дама? И что эта дама подумает, если в пять часов утра отвечу не я, а милый женский голосок? Умница, Ирина, умница! Мне вроде бы стало легче, но только на минуту, потому как версию с воспитанностью Ирины тотчас атаковала очередная предательская мысль: мой домашний телефонный аппарат оборудован определителем, и Ирина не могла не заметить, что высвечивается номер моего мобильника. Ах, как все плохо!

Кто бы видел, с какой скоростью я побежал по лужам! Люди шарахались от меня, останавливались, провожали взглядом. У меня не было денег на такси, но если бы даже были, я все равно понадеялся бы только на свои ноги. Машины увязали в центре, словно в жвачке, бесконечные заторы уже стали обычным явлением, потому как оргии там не прекращались ни днем ни ночью… Я бежал ровно и размеренно, как волк по следу зверя, и дыхание мое было сильным и глубоким, разогретые мышцы пружинили и дрожали от скопившейся в них силы и жажды движения. Я оставил за собой радиорынок, церковь, детский парк и главный корпус санатория Министерства транспорта. Мне оставалось совсем немного, как вдруг пришлось остановиться.

Узкую улочку перегородил грузовик с крытым кузовом, и я сначала подумал, что нарвался на очередной милицейский кордон. Грузовик медленно сдавал назад, к пандусу склада стройматериалов. Несколько рабочих в спецовках одновременно и бурно командовали, махали руками, свистели. Когда машина остановилась, они открыли борт и стали выносить из склада нечто похожее на узкие шифоньеры из некрашеной сосны. Когда я подошел ближе, то увидел, что в машину грузят грубо сколоченные гробы из неошкуренных досок. Рабочие трудились споро: двое в кузове принимали и складывали гробы друг на друга, а шестеро, разбившись на пары, таскали их из склада.

Чем дольше я смотрел на эту муравьиную суету, тем меньше мне хотелось верить в происходящее. Для кого это предназначено? И почему так много? Ведь на пожаре погибло восемь человек!

А рабочие все носили и носили свою жуткую продукцию, и я насчитал не меньше пятидесяти гробов. Когда грузовик был заполнен под завязку, к пандусу подъехал еще один. Я подошел к рабочему, который стоял поодаль и курил.

– Это куда так много? – спросил я.

Рабочий ухмыльнулся, пожал плечами, сплюнул себе под ноги.

– А хрен его знает! Поступил большой заказ из какой-то похоронной конторы… Мало ли, кто на чем делает бизнес? Может, гробы скоро сильно подскочат в цене…

И он громко захохотал, показывая желтые порченые зубы.

Страх перед неизвестностью, перед надвигающейся катастрофой снова попытался продемонстрировать мне свою силу. Я чувствовал, как во мне что-то мертвеет, как глаза застилает непроглядная тьма, и силой воли отгонял от себя мысли о гробах, выборах и бесплатной водке. Даже яхту с раненым Игнатом я затолкал куда-то в самые отдаленные уголки своей памяти. Я должен думать только об Ирине, ТОЛЬКО ОБ ИРИНЕ, ТОЛЬКО ОБ ИРИНЕ… Я физически чувствовал, как предательски ломаются, уродуются эти мысли, как крошатся, словно перемороженная резина в пальцах. С плачем и отчаяньем ломилось мне в сознание сомнение, этот неподкупный правдолюбец: а почему Ирина не позвонила мне на мобильный? Если она пришла ко мне и увидела, что меня дома нет, то сразу бы позвонила… Я тотчас нашел оправдание: возможно, она звонила. Но я в это время находился далеко от берега и мог оказаться вне зоны действия сети. Это простой, но убедительный ответ. А почему бы и нет? Ирина просто не дозвонилась! Я был недоступен! Я упрямился, отпирался, не желая думать о самом худшем, и все же черные мысли просачивались в сознание. Неопознанный труп в морге… Труп, обгоревший настолько, что невозможно определить его пол…

И когда я, весь взмыленный, пронизанный хрипом и дрожью, подбежал к своему подъезду, мой мобильник тихо и испуганно пискнул. Я выхватил его из кармана. Пришло сообщение. Дисплей издевательски вопрошал: читать сейчас? Какой идиот придумал, что надо переспрашивать? Какому пресыщенному, толстокожему дебилу пришло в голову, что всякую весть надобно преподносить не сразу? Это все равно что умирающего от жажды спрашивать: пить сейчас будешь или чуть позже?

Господи, на какую же кнопку надо нажать, чтобы выпустить сообщение на дисплей?! Я тыкал пальцем по клавишам с такой силой, что скрипел корпус телефона. Вот оно! Мое сердце замерло, будто ожидая решения: будем еще стучать или, может быть, хватит надувать щеки в тесной грудной клетке?

На дисплее было высвечено число. И больше ничего. Номер городского телефона? Я такого не знал. У Ирины другой номер. Но что это еще может быть, как не телефонный номер, как не приглашение позвонить?