Капкан. Ты самый опасный для меня - Альмира Рай

Под конец трека мы добрались до пункта назначения. Свернули с трассы на едва заметную тропу, проехали густые кусты и остановились прямо у бирюзового озера, окруженного высокими соснами. Такое тихое умиротворенное место днем, и такое зловещее ночью. Я ведь знала, с кем еду и зачем. А руки тряслись, как у студентки перед первым экзаменом.

— Эй, — позвал Рома, когда мы вышли из машины. Переглянувшись через крышу, он на полном серьезе сказал:

— Хорошо. Ты и я. Свидания без ограничений.

Я улыбнулась, потому что при всем желании не могла удержать серьезное лицо. Рома обошел машину и навис надо мной, обволакивая своей аурой порочности. Поставив руки на дверцу машины и заключив меня в ловушку, он впервые рассматривал меня так откровенно бесстыдно — без боязни, что нас застукают, и в тоже время с предвкушением того, что может со мной сделать. Взгляд — жидкий огонь.

— И еще кое-что, — добавил он шепотом, слегка склонившись. Даже не предпринимал попыток поцеловать меня, хотя я могла думать только об этом. Но Рома просто стоял близко-близко, смотрел в глаза и проникал в мою душу все глубже и глубже с каждой секундой, с каждым новым словом. — Я тоже хочу узнать тебя. Без секретов.

— По шкале от ноля до десяти это тянет на все девять, — предупредила я и осмотрела его с сомнением. — Уверен, сто справишься со мной?

Рома выдохнул. Мне показалось, что раздраженно. Но все дело в том, что он не был таким уж каменным, каким прикидывался.

— Я знаю, что делать с этим острым язычком, — заявил он и тут же это доказал, поцеловав меня.

Поцелуй прервал мой смех, когда в его кармане опять завибрировал телефон. Рома и сам улыбнулся, но помрачнел, увидев имя звонившего. Мама.

— Она бесится, когда не отвечаю, — пробормотал он и нахмурил брови. То ли от того, что сам не понял, зачем оправдывается, то ли просто не хотел так прерывать наш момент. Я послала ему понимающую улыбку и отошла. В багажнике была корзинка для пикника, в которую я быстро сложила все, что попалось под руку из съедобного, а также мягкий плед. Пока Рома молча и нервно расхаживал взад и вперед, больше слушая, чем разговаривая, я расстелила плед у самой воды, сняла кроссовки и окунула стопы. Вода была холодной, но в жаркий день настоящее блаженство.

Я делала сэндвич, чтобы занять руки, хотя знала, что ни один из нас не голоден. А еще поглядывала на Рому одним глазом, когда узнавала слова. «Нет», «Не делай этого», «Деньги», «Я заплачу».

В конце разговора, он не выдержал, и повысил голос, говоря что-то о том, что мама создает ему проблемы. Когда разговор закончился, от игривого улыбчивого парня ни осталось и следа. Это злило меня. Ромка не должен был страдать из-за всего этого — развода, ссор его родителей и одержимостью деньгами его матери. Но так и было. Они втянули его во все это, оставив разбираться со своими демонами наедине. Именно сейчас, на контрасте настроения, я поняла, как сильно он нуждается в первую очередь в друге. Просто в друге.

Я улыбнулась так беззаботно, как могла. Поманила сэндвичем и похлопала рукой рядом с собой. Рома сначала хмыкнул, еще секунду постоял на расстоянии десяти шагов от меня, прогнал негатив, и пошел. Его шаги были грузными, уверенными. Взгляд тяжелый, злой, целенаправленный. Я не увидела в нем ни прежнюю легкость, ни нежность, но все равно он цеплял до мурашек, доводил до дрожи. В глазах Ромы читалась одержимость.

Он сбросил кроссовки, стянул через голову майку и навис надо мной. Наша безмолвная борьба, пока я отползала по миллиметру, а он все приближался, длилась недолго. До тех пор, пока Рома не потерял остатки терпения и набросился на мои губы. Это был настоящий взрыв. Сэндвич полетел обратно в корзину, а я упала на покрывало, ощущая на себе приятную тяжесть мужского тела. Поцелуй стал глубоким, упоительно-сладким. Мы задыхались в нем, и все равно было мало, хотелось большего — больше чувств, глубже, сильнее.

Рома избавил меня от майки, запустил руку в шорты. Я охнула от остроты ощущений и раздвинула ноги шире, позволяя ему все. Он смотрел мне в глаза, наблюдал за реакцией с наваждением и очевидным вожделением. Это было слишком горячо, потому с очередным стоном я опустила веки.

— Ты такой бесстыжий, — прошептала я, вызвав у него смешок.

— Ты сказала, что справишься со мной, — напомнил он и перешел действительно к активным действиям. Сейчас было иначе. Вчера мой стыд и неуверенность прятала ночь, я была опьянена прелюдией, а сейчас… Я видела все по-новому. Осознанно. Из-под полуоткрытых век мне хорошо было видно его тело — сильное и потрясающее. Он не дал мне ни секунды на мысли о том, что мы слишком торопимся, что находимся под открытым небом, и в любой момент нас могут найти такие же любители природы. Рома спустил сначала мои шорты вместе с нижним бельем, усмехнулся, когда я свела ноги. Затем разделся сам, не забыв про защиту, и развел мои колени.

Его губы вернулись к моим, и жар расплылся по венам, ударив вспышкой возбуждения внизу живота.

Он сказал мне что-то по-английски сбившимся шепотом. Я понятия не имела, что, но ответила по-испански: «Я тоже».

Все повторилось. Опять и опять. Он во мне. Вспышки в глазах и экстаз в каждом нервном окончании. Новые уверенные мощные толчки, и мои хриплые стоны, которые я так отчаянно пыталась заглушить, кусая его плечи, руки и пальцы. Он не прекращал трогать мои губы и смотрел… обжигал своим взглядом. В нем было столько огня, что я могла поджариться.

— Это лучше, чем вчера, — почти захныкала я, не выдерживая растущего напряжения между ног. Удар мужских бедер по моим — и оно увеличилось еще на капельку. От знакомой боли остались лишь отголоски, но и те совсем стихли. Еще один удар, поцелуй с нежным укусом, прикосновение наглых пальцев — и я почти на грани взрыва.

Я не могла дышать, чувствуя приближение мощной лавины, собирающейся снести мою реальность. Но даже не подозревала, что тихий шепот, одно маленькое пошлое слово — приказ — ускорит мой оргазм и превратит его в звезды в глазах.

— Кончай, — шепнул Рома, двигаясь во мне со звериной дикостью.

Я укусила его шею, и мое тело повиновалось. Вот так просто, будто бы работало по команде. Я не жаловалась, просто все еще поражалась тому, насколько далеко зашла. Насколько безумными вещами занималась. Я стала очень-очень плохой девочкой. Но даже хуже этого — мне слишком сильно нравилась каждая секунда.

Рома матерился. Сильно и грязно. Я улыбалась в его шею, почти не ощущая тела, одну только патоку, наполнившую все конечности.

— Это всегда так? — спросила я.

Говорить совсем не хотелось, но это я хотела знать. Рома молчал еще долго — тяжело дышал, прижимаясь губами к моему виску. Ответил позже, когда оторвался от меня, поднялся на локтях и убрал с моего лба прилипшую прядь волос.

— Нет.

— Лучше или хуже? — не удержалась от уточнения. Его холодные глаза сбили меня с толку. Ведь еще секунду назад они горели, а сейчас заставляли сомневаться в себе и всем этом.