Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 1 - Илья Крымов

– Догадываюсь, каким способом чулганы решили разобраться с этой проблемой, – хмыкнул мой спутник, – всех убить.

– Верно, – улыбнулся я. – Старый добрый метод, любимый всеми империями. Гассельцы стали сажать викарнов и немногих иных упрямцев на корабли и увозить с островов, якобы для переселения. На самом деле их просто убивали в море и бросали трупы за борт на радость морским леопардам. В те времена мир еще не настолько прогнил лицемерием, все было честно: сильные державы вели себя как грабители, слабые – как куртизанки, и никому ни до чего не было дела. Однако и в те времена уважительное обращение к поверженному, но отважному врагу высоко ценилось, и чулганы старались работать тихо.

– Но не получилось.

– Всего не предугадать, от всего не предохраниться. Особенно от двух десятков истощенных, лишенных когтей и клыков, но не свирепого боевого инстинкта викарнов, вырывающихся из заточения и устраивающих на корабле бойню, поднимая на бунт остальных рабов.

– Они захватили корабль.

– Но допустили ошибку – убили всю команду, когда сами ничего не понимали в настоящем мореходстве. Захваченный корабль дрейфовал, бунтовщики подъели запасы, потом принялись за трупы гассельцев. Так бы и передохнуть им в море, но судьба распорядилась иначе. На судно наткнулась эскадра арбализейских фрегатов, патрулировавших воды своей страны. Услышав рассказ спасенных прийцев, командир эскадры капитан «Души художника» посоветовался со своим бортовым капелланом и приказал идти на Прию. Викарны вывели арбализейцев к бухте У-тхэ, где стояла главная база-порт Гасселя. Эскадра вошла в бухту на рассвете, атаковала и захватила сторожевые суда. На очереди был порт, в котором освободители устроили резню над поработителями. Набрав на захваченные сторожевики столько рабов, сколько помещалось, арбализейцы бросились наутек, а вдогонку генерал-губернатор Прии послал охранные суда со всех более мелких портов, все, что смог немедленно собрать. Менее загруженные, они смогли догнать «Караван Свободы», и арбализейский капитан дал им победоносный бой, потеряв почти половину фрегатов, но защитив свои сторожевики. Путь продолжился, и когда на горизонте уже была видна арбализейская земля, беглецов настигла настоящая боевая эскадра Гасселя. Так бы они там все и потонули, но случилось чудо – от берегов Арбализеи шли три тяжелых линкора, над которыми реяли знамена Мескийской империи.

Несмотря на то что мой рассказ безбожно затянулся, Дорэ продолжал слушать и не стал сдерживать веселья на этом моменте. Как и большинство рядовых мескийцев, он не имел близкого знакомства ни с чем гассельским, но образ, вызывающий отторжение, в своей голове сформировал. Конечно, серьезных столкновений между нашими державами не случалось уже довольно давно, однако холодная вражда – все еще вражда.

– Гассельцы не решились атаковать и развернули свои корабли. В том столкновении победа была одержана не пушками, а знаменами. И потому она так особенно прекрасна, что мескийские корабли вообще не имели на борту пушек.

– Что? В смысле?

– Совпадение. Примерно в то же время, когда освободители покинули Прию, в арадонском порту стояло несколько мескийских кораблей, потрепанных штормом. Весть о выходке разведывательной эскадры достигла родины через магическое послание, и это был настоящий скандал. Арбализея совершенно не могла позволить себе злить Гассель, тем более из-за выходки одного моряка. Арадонское начальство оказалось парализовано страхом, и никто не знал, что делать. Никто, кроме одного молодого мескийского дипломата, атташе по сельскому хозяйству. Не спрашивая разрешения старших коллег, он приказал всем способным выйти в море мескийским кораблям сделать это. Прежде для ремонта их облегчили, сняли все пушки, удалили из крюйт-камер порох и боеприпасы, времени на вооружение не оставалось, да без него и корабли должны были идти быстрее. Дипломат смог убедить командира эскадры подчиниться безумному приказу, он умел управлять и вдохновлять примером, сам взошел на борт и приказал отчаливать. Если бы гассельцы в тот день не испугались мескийских знамен, если бы атаковали, они, несомненно, победили бы без потерь. Но они испугались и ушли, а «Караван Свободы» добрался до порта.

– Капитаном арбализейской эскадры был эл’Рай, верно?

– Конечно.

Он тихо засмеялся.

– А дальше что было? Счастливый конец? Награды? Почести?

– Дипломатический скандал небывалых масштабов. После трибунала и разжалования Хайрам эл’Рай был списан на берег с волчьим билетом. Кабы не близкое родство с королем, сидеть бы ему в тюрьме. Однако же для трех с лишним сотен выживших викарнов этот молодой тэнкрис навсегда стал богом. Тогда он спас от истребления целый вид, ибо все оставшиеся на Прии викарны были уничтожены.

– Триста душ. Подумать только.

– Впоследствии район Кошкин Дом получил такое имя потому, что эл’Рай построил там жилища для своих подопечных. Во всей Арбализее его стали считать воплощением героизма и отваги, но вернуться на флот это не помогло. Еще в годы обучения на молодого тэнкриса положили глаз вербовщики из военно-морской разведки, и когда с первой карьерой эл’Раю пришлось расстаться, они вновь постучали в его дверь. Годы спустя, когда он возглавил службу, армия неподкупных и смертельно опасных слуг пришлась очень кстати.

– Громкое получилось событие, однако.

– Весьма. Причем величина его измеряется не только участием самого эл’Рая, но и других тэнкрисов, которым было суждено стать великими. Например, бортовой капеллан «Души художника» возвысился до сана великого теогониста, а молодой мескийский дипломат стал министром иностранных дел Мескии. Никто не смел называть его Бульдогом в лицо, но сие прозвище наиболее точно описывало хватку этого тана. То был Таленор эл’Мориа. Если бы он погиб тогда на безоружных линкорах, моя мать никогда бы не появилась на свет. Я соответственно тоже.

Прежде чем вплотную приблизиться к кострам, я приказал Дорэ и Себастине остановиться и передал горничной свой плащ вместе со всем оружием. Телохранитель по привычке хотел уж начать протестовать, но нарвался на просьбу не утомлять и не нервировать. Через несколько минут мне предстояло оказаться среди сорока пяти тысяч когтей, десяти тысяч сабельных клыков и пяти тысяч носов, способных унюхать страх, так что последнее, в чем я нуждался, – это воздействие на мои нервы.

– На всякий случай, шеф, поясни – что мне делать, когда эти твари начнут тебя есть?

– Я не боюсь тех, кто способен испытывать эмоции. Это они боятся меня.

Викарны знали о моем приближении заранее, ибо поднимавшийся ветер был переменчив и постоянно носил запахи из стороны в сторону. Если на то пошло, они и о рыскавших по лесам солдатах знали, только не проявляли интереса.

Им не было дела до чужака, который вышел из темноты и двинулся среди костров от края к центру, туда, вглубь, где на развалинах оранжереи собрались самые важные члены диаспоры. По пути общий рык несколько раз оглушал и лишал ориентации. Добравшись до центра, я вышел на круг оплавленного мрамора и, заложив руки за спину, стал ждать. Всю ночь.