Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 1 - Илья Крымов

– Тэнкрис? Этот… брюнет?

– Удивительно, правда? Два поколения подряд его предки продолжали род с женщинами людского вида, якобы по любви. Будто богиня Силана связывает души тэнкрисов с душами людей. У него даже бородка и усы есть, а он все равно считает себя тэнкрисом, и никто не смеет возражать, ибо трое уже были зарублены на дуэли. Нрав у эл’Травиа непомерно крут, за что король его с трудом переносит.

– Мне кажется странным, что король не находит управы на дерзкого родственника.

– О, ничего странного! Эл’Травиа – самый богатый род в Арбализее, даже богаче царствующей династии, и эл’Азарисы не раз одалживали у них деньги.

– Королевский кредитор…

Возникла неловкая пауза, нарушить которую решила она.

– Что ж, думаю, он надолго, а у меня, как назло, есть еще одно неотложное дело. Позвольте откланяться, митан. Эрнест, за мной.

Таинственная леди Адалинда и ее спутник удалились, а ко мне приблизилась Себастина.

– Они пришли через минуту после того, как вы вошли, хозяин. Она пыталась говорить со мной, но я решила, что лучше молчать.

– Разумно, разумно… Где и когда я слышал это имя – Ганзеко эл’Травиа?

Возвращаться на полевую работу сразу же не следовало, сначала я хотел посетить похороны. А раз уж мы застряли во дворце на целый день, было бы грешно провести это время без дела.

Вернувшись в свои покои и опять затемнив их, я приказал Симону осторожно проследить за передвижениями леди Адалинды по дворцу. Какими такими важными делами собиралась заняться ведьма?

Вскоре демон вернулся и доложил, что леди Адалинда вошла в покои ее высочества Луанар эл’Азарис, но он не может попасть внутрь.

– Я не понимаю.

– Простите, хозяин, но ни один из нас не смог попасть внутрь теневыми дорогами. Какая-то преграда не пускает.

Сказать, что я удивился, значило бы промолчать. За четырнадцать лет, что клан ташшаров служил мне, у них не возникало никаких проблем с проникновением и слежкой. Никогда. Обычные защитные чары эти демоны игнорировали, стены и двери для них ничего не значили, а теперь вот внезапно мне сообщают такое.

– Призови всех свободных братьев, я хочу, чтобы вы облазали весь дворец и выяснили, есть ли еще такие места.

– Будет исполнено, хозяин.

За несколько последовавших часов ташшары нашли еще три места, оказавшихся закрытыми для них: покои леди Адалинды, кабинет и покои короля.

– Какие интересные дела творятся, черт подери.

Остаток дня демоны только и делали, что выслеживали ведьму из теней да докладывали мне о ее передвижениях. Ночь же я провел у распахнутого окна. В него задувал соленый морской ветер, и постепенно все мысли о работе, о технократах, пропадающих детях, восстающих мертвецах, пайшоанском следе, выставке и винтеррейкцах исчезли, уступив место Бельмере.

Отринутая до времени тоска по любимой жене вернулась и ударила с новой силой. Заключив брак в начале этого тысячелетия, мы оба понимали, что обычная супружеская жизнь нам будет недоступна. Я в одночасье стал главой только что основанной Имперры, а она происходила из старинного рода кель-талешских флотоводцев. Ее жизнью было море, а моей – служение Мескии. Я не мог отринуть своего долга, просить же Бель покинуть флот и идти по жизни рядом со мной не было смысла – зачем отнимать у любимого его душу? Зачем приближать к себе самое драгоценное, если эта близость грозит смертью? Нет, моей жене было безопаснее там, в бесконечной морской охоте на пиратов под ударами шквального ветра в сезон бурь.

До безумия захотелось прикоснуться к ней, увидеть ее улыбку, услышать смех, поцеловать… но нет. Вместо мягких губ жены мое лицо покрывал поцелуями теплый морской ветер, а ночь тем временем разверзалась далеким, но громким ревом тысяч тигриных глоток.

Седьмой день от начала расследования

Тэнкрисы не питали сакрального почтения к мертвым телам своих сородичей. Мой народ понимал, что плоть – это лишь временная оболочка, кусок мяса, который не более чем инструмент для достижения целей, поставленных духом и разумом. Когда дух отходит в Шелан и тэнкрис возвращается туда, где ему до́лжно находиться, его временное пристанище теряет смысл, и с ним нужно что-то делать.

Бросать тела мертвецов как мусор тут и там было изначально не принято, все же стоило проявлять аккуратность в память о содеянном с помощью их. Поэтому предки придумали зарывать трупы в землю и устанавливать над ними мнемоны – надгробия, иначе говоря. По сложившейся тэнкрисской традиции мертвых укутывали в белое полотно, клали на каменный диск и погружали в круглую же могилу. Диск символизировал око Силаны, нашей матери, и похороны происходили, как правило, через ночь после смерти. Считалось, что за ночь все скорбящие должны были успеть попрощаться и отпустить дух почившего[45]. Вот и все.

Разумеется, Императоры были исключением, их плоть, как и их имена, считалась священной и подлежала особому обхождению.

Люди тоже обычно закапывали своих мертвецов, да и прочие недалеко от них ушли: люпсы их поедали; авиаки почти всегда жгли; ухтоны делали из них мумии и оставляли в своих жилищах; аликайцы – разбирали на амулеты и ингредиенты для зелий; дахорачи выбрасывали в море; фиш-хе в былые времена собирали из трупов целые памятники архитектуры, особенно после кровавых битв. И так далее, далее, далее.

Строго говоря, хоронить было нечего, не осталось даже пепла. В подобных обстоятельствах устраивались символические похороны, на диск клалась фигура белого воска, в которую, прежде чем укутать ее, вставлялись жемчужины на место зрачков.

Похороны проходили за городом, в фамильном имении рода эл’Раев, на фамильном кладбище, куда съехалось великое множество тех, кто желал выразить почтение памяти умершего. Хайрам эл’Рай прожил не только чрезвычайно длинную, но и крайне насыщенную жизнь, и, несмотря на минувшие века, многие еще помнили, за что его стали считать великим при жизни.

Церемонию оплатил король Арбализеи, служить на погребальном ритуале прибыл сам великий теогонист Зирамил эл’Хориго – еще один древний старец, который ухитрился дожить до слепоты. Вместе с ним явились пятеро санктуриархов, среди коих был и Томаз эл’Мор. Министры, генералы, адмиралы, финансисты, мастера изящных искусств, знатоки наук, все, кто хоть чего-то добился в этой стране, пришли на прощание. Но лишь немногие искренне скорбели, как король и его сестра.

– От него действительно ничего не осталось? – раздался голос рядом со мной.

– Ничего.

– Странно. Хайрам был не таким тэнкрисом. Он всегда оставлял за собой глубокий след. Так и говорил – я-де оставлю в истории след! А я ему и отвечал – мол, наследить – дело нетрудное.

Удосужившись наконец повернуть голову, я увидел ухмылявшегося великого теогониста. Будучи погруженным в свои мысли, я потерял внимательность к окружавшему до такой степени, что ко мне незаметно подкрался древний старец, чьи суставы громко скрипели от песка. Что ж, очередное дно пробито.