Сто сорок писем Василия Белова - Анатолий Николаевич Грешневиков

было довольно старое – от 13 марта 1985 года, к тому же обнародовано не полностью, а фрагментарно. Белов писал: «…Спасибо за письмо и за совет… У меня тоже к Вам просьба: разве нельзя в Вашем журнале… напечатать материалы по этому вопросу?… Желаю Вам всех благ и здоровья. С уважением…».

Затем Шевердин пытался и писать Белову, и звонить… Все напрасно. Шевердин должен был давно понять, что Белов не только не сдает друзей, но и вычеркивает из своей жизни тех, кто не понимает и не умеет ценить мужскую дружбу.

Письмо пятьдесят второе

Дорогой Анатолий Николаевич!

Если бы ты знал, сколько я пережил за последнее время из-за своего дурацкого характера в связи с выборами, в связи со здоровьем, в поездках в Москву и т. д. Но с Божьей помощью почти все преодолел, кроме болезней… Главная из них – жестокий остеохондроз, болят суставы, таз, хребет. Эти болячки и помешают нам съездить в Тимониху, больше ничто не помешает. Помешает еще моя беззубость, я сгоряча выдрал все свои зубы, до одного! И чуть не пропал по этой причине, когда ездил в Москву.

Спас меня Толя Заболоцкий да моя клюшка, да мое упрямство! Даже от Швыдкого, как колобок из русской сказки, сумел укатиться, сумел уклониться от разговора. Получил премию за пьесу, о которой ты знаешь, – и долой! Несмотря на дурацкую погоду, с помощью Заболоцкого удрал из Министерства.

Книжку, которую прилагаю к этому письму, думаю, что издадим. Прошу тебя, позвони Куняеву Стасику, я там добавил кое-что. (Письмо Мусоргского о Рубинштейне, которого Мусоргский называл Дубинштейном, и т. д.). Публикация в журнале поможет издать книгу в ЖЗЛ.

Твоя книга до меня дошла, но еще не прочитал.

Дорога в Тимониху есть! Проедем, но метров сто придется идти по снегу. Там вторую зиму уже (!) живет моя сестра Лида, которая мне как мать. И печатает на машинке, и кормит, и поит чаем, и все прочее. Баня уже стоит, но нет дымохода и каменки. Летом надо доделать. Рука моя сломана, писать более не могу.

До свидания. Еще раз поздравляю. Скажи от меня поклон С.Н. Бабурину (его Никола стоит у меня в кабинете), привет и всем остальным, особенно Кондратенко. Я слышал, что его хотят сделать руководителем фракции. И правильно, Зюганов слишком мягок. В последний, особенно трудный приезд (за орденом), сидел рядом с Валентиной Вл. Терешковой, справа был чеченский герой Сергей. Он был без ног и одной руки, и тоже с палкой. Терешкова глядела-глядела… Но Игоря Коптева вокруг не было. Я хотел подойти к нему и напомнить о совместной службе в Красном селе. Кстати, там же, в Красном селе, служил и мой отец Иван Федорович. Вот такие совпадения! С Новым годом, привет сыну и Гале.

Ну, Анатолий Николаевич, действуй и далее, с Богом!

Приезжай!

Белов. 27 декабря 2003 г.

Мне довелось гостить у Белова в Тимонихе и летом, и осенью. Хотелось еще посмотреть, как живет деревушка писателя зимой, погулять по ее заснеженным лугам, подышать морозным воздухом да понаблюдать за редкими птахами. Договорился с Василием Ивановичем выехать туда сразу после новогодних праздничных дней.

Я знаком уже был с его гостеприимной сестрой Лидией Ивановной. Кроме того, что она была душевным и общительным человеком, еще служила брату-писателю незаменимым помощником. Только ей Василий Иванович прощал замечания по тексту рукописей, доверял печатать их на машинке. Других критиков обрывал на полуслове.

Меня тогда не покидало желание разузнать у Лидии Ивановны про ту женщину, что рассказала мне историю о раскулачивании ее семьи в Тимонихе. Сам Белов не смог ее вспомнить.

Обострившиеся боли в спине писателя помешали нам выехать по плану в зимнюю Тимониху. Осложнили ситуацию и вырванные зубы. Приехав в Москву, он почувствовал резкую зубную боль… Анатолий Заболоцкий отвез его в поликлинику. Но Василий Иванович избавился от одного сгнившего зуба, а согласился выдрать все, чтобы поставить потом протезы. Заболоцкий пришел в ярость от того, что врачи уговорили его друга удалить все зубы для того, чтобы затем подзаработать на вставлении новых.

К министру культуры Швыдкому Белов поехал не один, а также с Заболоцким. Тот пригласил писателя к себе, чтобы вручить ему Диплом лауреата Всероссийского конкурса драматургов «Долг. Честь. Достоинство»», а также откровенно поговорить. По признанию Заболоцкого, словоохотливый и многопишущий министр, видимо, жаждал после церемонии награждения взять у писателя-патриота некое интервью для очередной газетной русофобской статьи. Стоило Белову понять, с какой целью его раскручивают на беседу, как он тотчас встал из-за стола и пошел к выходу. Швыдкой ринулся за ним, бежал следом по коридору, уговаривал вернуться…

Белов пересказывал мне ту историю с погоней десятки раз. Вспоминал с грустью, выказывая всем своим видом, как омерзителен был Швыдкой, жаждущий использовать его в своих шкурных целях. Другая реакция на преследование Швыдким Белова была у Заболоцкого. Без громкого смеха он не мог вспоминать, как министр догнал лифт, в котором удирали знаменитые гости, и встал стеной перед Беловым. Тот опять принял грозный вид и заявил: «У меня нет времени, я спешу…».

Отказ Белова общаться с министром Швыдким вызван был не только резко негативным отношением к нему, но и опасением, что тот обязательно исказит позицию писателя, перевернет его мысли и выставит в нужном ему свете. Различные фальсификации, навешивание уничижительных ярлыков то и дело преследовали писателя. Потому после неприятной встречи с министром он не без лукавства и ехидства писал мне: «Толя, спаси меня от швыдких, спаси от евреев!». То был сигнал – не верить тому, что про него трезвонят и наговаривают русофобы швыдкие.

Кроме денежного вознаграждения за пьесу «Князь Александр Невский» Василий Белов в те дни получил небольшой гонорар от редактора журнала «Русский дом» Александра Крутова. Запоздалое тихое ворчание Заболоцкого, что за пять статей можно было заплатить побольше, чем сто долларов, я объяснил ему, что у журнала, как и у Белова, нет богатых спонсоров, а безденежье вообще грозит журналу закрытием. Между тем, это издание одно из немногих, стоящих крепко на русских православных традициях. Журнал красочный, праздничный, светлый и в то же время с глубинной аналитикой, с богатым документальным материалом. Опытный журналист и подвижник Александр Крутов еле-еле изыскал средства на ежемесячный выпуск русского журнала и дал возможность своим единомышленникам и патриотам, таким, как Белов, Распутин, Крупин, Шафаревич, сражаться с его страниц за возрождение русской православной цивилизации.

Впоследствии Белов пустил и премию за драматургию, и гонорар на издание сборника