Страна джунглей. В поисках мертвого города - Кристофер Стюарт

В этом и было различие между мной и Морде. Он хотел осесть и успокоиться, но в нем продолжала жить жажда странствий, которая в конечном итоге, наверно, и привела его к гибели. А я понимал, что во мне живет то же самое беспокойство, знал, что в жизни еще будут моменты, когда эта жажда странствий проснется снова, и был готов с ней бороться. Я знал, что справиться с ней будет очень нелегко. Но теперь, стоя посреди джунглей в насквозь вымокшей одежде и чувствуя, как болит все тело, понял, что больше всего в жизни хочу измениться. Мне надо было выбираться отсюда. Я написал в своем блокноте: «Разгадка совсем близко. Отправляйся домой».

Крис воткнул свое мачете в рыхлую землю и взглядом приказал не отвлекаться. «Местные коренные народы, как правило, считают, что в легенде речь идет о тех местах, где они жили до первых тесных контактов с другими этническими группами. Скажем, о тех краях, где они обитали до прихода испанцев. По сути, Белый Город в их памяти – это уже не существующее ныне место… их потерянный фронтир, потерянные жизни, потерянная автономия, старые добрые времена. Они верят в него, поскольку он символизирует прошлое, которое им не хочется забывать. Белый Город – это история их жизни».

Он махнул нам рукой, и мы последовали за ним к руинам. Там Крис сказал, что десять веков назад здесь жило около тысячи людей. Потом он вернулся к своей теории: «Дело в том, что вот этот потерянный город уже больше не потерян».

Крис имел в виду, что он был обнаружен и нанесен на карты (им самим). То же самое только что произошло и с Las Crucitas. «В общем-то, теперь он уже дисквалифицирован… Да, с археологической точки зрения это очень важная находка, но Белым Городом он уже быть не может. Ведь Белый Город должен оставаться утерянным навсегда».

«Так вот зачем ты меня притащил в такую даль? – сказал я вроде бы в шутку, но в действительности достаточно серьезно. – Чтобы показать мне город, который вовсе не Белый Город?»

«Ну да… – ответил он. – Это просто легенда, и тебе нужно это понять».

В тот момент, когда я начал немного успокаиваться, меня неожиданно осенило: я понял Морде. Эта мысль, наверно, уже давно сидела у меня в голове, но только сейчас в ней появилась логика. А что, если Морде осознал то же самое, о чем говорил Крис, и не стал возвращаться в свой город намеренно? Вдруг после войны, когда начала разваливаться на куски его жизнь, Морде внезапно понял, как аборигены из рассказа Криса, что его потерянный город должен оставаться в неприкосновенности, что он просто не должен выдавать его местоположения, что он обязан сохранить его тайну?

Во времена Морде мир стремительно сокращался в размерах. На картах оставалось все меньше и меньше белых пятен и неизведанных областей. В разгар войны и в периоды больших потрясений массовое сознание человечества жаждало романтики. Что могло быть романтичнее возможности дать новую жизнь преданию о давно забытой великой цивилизации, окутанной тропическими туманами и населенной призраками и Богами-Обезьянами, легенде о спрятанных в зеленом аду джунглей золотых кладах? В те мрачные времена эта история вселяла в людей надежду: она говорила им, что в мире еще есть неразгаданные тайны, что где-то далеко еще есть невиданная красота. Быть может, Морде не вернулся в свой обретенный город, приняв решение защитить от чужих глаз все, что было потеряно миром, а заодно и историю собственной жизни – тех незабываемых мгновений, когда он, полный сил и энтузиазма, был совершенно свободен? Ведь дни молодости, когда изо дня в день приходится меняться и становиться новым человеком, тоже остались в прошлом. Мне очень хотелось верить, что все было именно так.

Как раз в этот момент из густых зарослей к нам выбежал взволнованный Панчо. «Вам надо это увидеть», – воскликнул он, показывая куда-то в глубину леса.

Мы полчаса прорубали себе тропинку через джунгли, а потом наконец оказались перед белой скалой. Почти отвесная, метров на тридцать вздымающаяся в голубое небо, она заросла деревьями, вьюнами и мохом. На полпути вверх на белом лице скалы пустыми глазницами зияли две явно рукотворные пещеры. Крис эту скалу увидел впервые. «Черт, – сказал он, – а вот это уже очень интересно…»

Через несколько днейя прилетел в Америку и после пересадки и долгой поездки на такси из аэропорта оказался на тротуаре перед своим кирпичным домом в Бруклине. Мой мобильный телефон, погубленный постоянной сыростью джунглей, не работал, и я не мог позвонить Эми и Скай и сообщить о своем возвращении. «Вот ты и дома», – подумал я, стоя на улице под жарким августовским солнцем.

За двое суток мы вышли из джунглей в обжитые места, а оттуда еще сутки ехали на джипе в Ла-Сейбу. Все это время я пытался осмыслить все, что произошло, снова и снова прокручивал в голове каждый день своего путешествия, стараясь сложить события воедино. Прибытие в Гондурас; первый день в отеле «Париж», когда я еще и представить себе не мог, как все пойдет дальше; парень из Квинса, ожидавший встречи с «hotstuffie92»; мертвый мотоциклист на дороге; Geo Prizm, развалившийся на Бандитском Тракте; пират по имени Лягушка; старый индеец Маркос, мужчина, торопившийся повидаться с больным сыном; Панчо, вернувшийся в места своей молодости, и, конечно, Las Crucitas.

Я повернул ключ в замке и преодолел два накрытых ковровой дорожкой пролета лестницы, а все эти образы так и продолжали мелькать у меня в мыслях. Теперь рюкзак стал гораздо легче, потому что я раздал остатки продуктов и выбросил убитые армейские ботинки и рваную одежду. Но спина по-прежнему болела от долгих недель хождения по джунглям. Привести ее в порядок мне удастся только спустя несколько месяцев.

Я открыл дверь и увидел их, своих девчонок. Наконец-то! Я прижал к себе радостно вопящую Скай и улыбающуюся Эми и подумал, что смогу стоять так целый день.

Сидя в самолете, я миллион раз прокручивал в голове сцену нашей встречи, представлял, какие истории расскажу, как на них будут реагировать Эми и Скай, но картинка так и не становилась четкой.

«Поверить не могу, что тебе уже четыре», – сказал я Скай.

«А скоро будет уже четыре с половиной!»

«Если б я мог, то никогда бы этого не допустил», – сказал я.

В спальне я увидел залепленное монтажной лентой окно и сетку с дыркой в том месте, где пытался пролезть енот. «Его больше нет», – сообщила Эми.

«Что значит «больше нет»?»

«Приехал парень с ловушкой и поймал его».

«Я починю окно», – пообещал я.

Эми прильнула ко мне, и я обнял ее. Он провела пальцем по моей бороде и спросила: «А там, подо всем этим, действительно ты?»

Чуть позднее, за бритьем, я подумал о том, как сбривал свою бороду Морде, человек, пытавшийся найти себя под многочисленными наслоениями. Взрослые, в отличие от детей, живут своими воспоминаниями. Воспоминания управляют и руководят взрослыми людьми до тех пор, пока они не найдут способ сдерживать их, жить с ними в мире.

В этот вечер мы ужинали пиццей на крыше нашего дома, с которой открывался вид на город, а позднее смотрели, как солнце садится за Ист-Ривер. «Я дома, я дома», – повторял я себе. Я вернулся и, наверно, окончательно… или, по крайней мере, очень надолго.