Без аккомпанемента - Марико Коикэ

Монетки продолжали падать. Будто твердые камни шлепались на мокрый песок. Я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.

— С Эмой мы поступили ужасно жестоко, — Ватару заговорил так тихо, что его трудно было расслышать. — Она была хорошим человеком. Только немного перестаралась, играя на нервах Юноскэ. Если бы этого не произошло, мы бы и дальше, также вчетвером, переживали бы лучшую пору нашей жизни. Ну, ссорились бы иногда, конечно. Но нам ничего не должно было помешать. Подумай только, я тебя любил, Юноскэ тоже по-своему любил Эму. Ах, черт! Деньги закончились. Еще одна монетка и все.

— Нет! — закричала я. — Я перезвоню. Только найди место, где есть телефон! Прошу тебя, Ватару-сан!

— До свидания, Кёко, — чистым, почти прозрачным голосом сказал Ватару. — Мне кажется, встреча с тобой была для меня самым большим счастьем.

Я продолжала выкрикивать его имя, но телефон разъединился, издав приглушенный треск, какой бывает, если вилку стереосистемы резко выдернуть из розетки.

На следующее утро, в одной из комнат маленькой гостинички, расположенной на морском побережье полуострова Ното, было обнаружено тело покончившего с собой Ватару Домото. Он повесился, привязав веревку к деревянному брусу над дверью. У его ног лежали три предсмертных письма: для Сэцуко, для меня и для Юноскэ. Адресаты были разные, но содержание писем — одинаковое. Во всех одна короткая фраза.

«Теперь могу спать спокойно. Ватару».

Двое мужчин, сидевших за стойкой, поднялись со своих мест только в двенадцатом часу ночи. Сэцуко вышла, чтобы проводить их за порог, а когда вернулась, тут же закрыла свой бар. Молодая девица, ее помощница, которая то и дело поглядывала на часы, услышав от Сэцуко, что уже можно идти, наспех попрощавшись, пулей вылетела из бара.

— Нынче вся молодежь такая, — горько усмехнулась Сэцуко. — Работать как надо не умеют. Даже попрощаться толком не могут.

Я улыбнулась ей в ответ. Сэцуко пригласила меня пересесть к ней за барную стойку. Свет в баре уже был потушен, и только над стойкой по-прежнему горели маленькие лампочки. Я взяла свой стакан и перешла поближе к Сэцуко. Смешав нам по новой порции «Коук-хай», она сказала:

— Ну что, еще раз кампай![46]

— Кампай, — тихо ответила я.

Сделав глоток коктейля, Сэцуко из-за стойки пристально посмотрела на меня, ностальгически прищурив глаза. Если приглядеться, на ее висках можно было заметить несколько седых волосков. И все же она была очаровательна. Словно свежий цветочный лепесток, долгие годы пролежавший в ледяном плену.

— Ты совсем не изменилась, Кёко-тян.

— Скажешь тоже, — засмеялась я. — Мне на будущий год стукнет сорок.

— Неужели?

— Так ведь двадцать лет прошло.

— И правда, — с чувством кивнула Сэцуко. — Двадцать лет прошло.

— У тебя давно этот бар?

— Восьмой год. А как ты узнала, где меня найти?

— Позвонила в «Сэнгэндо» и спросила. Дней десять назад. Твой домашний телефон мне не дали, но сказали, что ты держишь бар в квартале Кокубун.

— Тогда понятно, — покивала Сэцуко. — Дело в том, что я вышла замуж…

Я улыбнулась. Сэцуко еле заметно покраснела.

— Мой муж работал барменом в одной закусочной неподалеку от университета Тохоку. Сейчас он поменял сферу деятельности и содержит магазин старой книги. А этот бар мне сдал в аренду хозяин той закусочной, где раньше работал муж. Так что я вроде как наемная хозяйка.

— Красивый бар.

— Да как тебе сказать. Дохода он совсем не приносит. Больше для удовольствия. У меня торговой жилки нет, да и клиентов мало.

— А как поживают твои родители из «Сэнгэндо»?

— Отец умер в прошлом году, а мать в порядке. Только она от меня уже давно, можно сказать, отреклась. Мы видимся крайне редко.

— У тебя дети есть?

— Двое. Погодки. Сын в первом классе старшей школы и дочь в третьем классе средней. Дочь, кстати, чем-то напоминает тебя в молодости.

— Что, такая же строптивая?

— Нет, — Сэцуко, улыбаясь, покачала головой. — Очень чистая и искренняя. Не иначе скоро влюбится в какого-нибудь мальчика, похожего на Ватару. Я бы очень этого хотела.

Сэцуко неторопливо повернулась и стала вставлять в проигрыватель компакт-диск. Через несколько мгновений зазвучала песня Дайаны Росс и группы Супримз «Лав Чайлд». Пока мы слушали эту песню, мне стало казаться, что в пространстве и во времени образовалась трещина и через нее начала просачиваться тонкая и слабая струйка воды, медленно заливая все вокруг и затягивая нас назад в прошлое.

— А ты, Кёко, замужем? — внезапно подняв голову, спросила Сэцуко.

Я кивнула:

— До тридцати лет жила одна… Мой муж — врач, психиатр. А я психолог-консультант. Консультирую пациентов с психосоматическими расстройствами в той же больнице, где работает муж. В основном это молодые служащие компаний, недавно поступившие на работу, первокурсники… вот так.

Я не стала рассказывать Сэцуко о причине, по которой я стала заниматься психиатрией. После того происшествия я, само собой разумеется, провалила вступительные экзамены и, покинув теткин дом, вернулась в Токио к родителям. На следующий год я таки поступила в университет, на факультет психологии. Без сомнения, наши отношения с Ватару оказали сильное влияние на то, что с тех пор я продолжала постигать психологическую науку и стала консультантом. Меня интересовала только человеческая душа. Все прочие вещи проносились мимо, словно легкий ветерок, что пролетит и в следующее мгновение о нем уже никто не помнит.

— Ты всегда была очень одаренной, — Сэцуко улыбнулась хорошо мне знакомой элегантной улыбкой и покивала головой. — И что? Дети есть?

— Сын, — ответила я, вставляя в рот сигарету. Сэцуко дала мне прикурить от зажигалки. — Ему еще только семь. Сегодня оставила его у моих родителей. Мы с мужем оба работаем, ребенок предоставлен сам себе. Непонятно, что из него получится.

— А в Сэндай ты по работе?

— Нет, — сжимая между пальцами сигарету, я облокотилась на стойку и посмотрела ей прямо в глаза. — Я приехала, чтобы встретиться с тобой.

Слегка сведя брови, Сэцуко взглянула на меня. Казалось, она вот-вот расплачется.

— Я хотела с тобой встретиться, — медленно повторила я. — Хотела вновь побывать в Сэндае. Хотела разок зайти в кафе «Мубансо». Я думала об этом все эти двадцать лет. Но мне не хватало храбрости приехать в Сэндай. На самом деле я страшная трусиха. Если бы я оказалась в Сэндае в более молодые годы, то, наверное, разрыдалась бы где-нибудь прямо посреди улицы.