Без аккомпанемента - Марико Коикэ

Дорогому другу M. I.,

с которым мы столько времени проводили вместе,

и всем, кто знал меня тогда,

посвящается эта книга.

Когда я была совсем маленькой, я искренне мечтала, чтобы все города, в которых я жила, всегда оставались такими, как есть.

И маленькая лавка дешевых сладостей, где я покупала жевачку и в придачу получала красивые наклейки, и мостовая балка, на которую мы с друзьями присаживались по пути из бассейна, чтобы полизать фруктовое мороженое, и остатки старой противовоздушной траншеи — в ней мы играли в разбойников, и железнодорожный переезд, по слухам, населенный привидениями, потому что раз в год там непременно кого-нибудь насмерть сшибало поездом, и развалины заводских цехов на поросшем травой пустыре, к которым нам строго-настрого запрещалось даже приближаться… Меня беспокоило, что же я буду делать, если в один прекрасный день всего этого вдруг не станет? От этих мыслей я часто не могла уснуть, а порой даже тихонько плакала, не понимая, что это на меня нашло.

Но потом обязательно наступало время, когда мне приходилось покидать очередной город. Такая была работа у моего отца, что ни в одном месте наша семья не задерживалась надолго.

Прежде чем города успевали измениться, я уже говорила им «Прощай!», и из-за этого, сама того не желая, оказывалась в плену иллюзии — будто города суть нечто постоянное и незыблемое. Мне не верилось, что они могут менять свой облик, поскольку в моем сознании этот облик оставался неизменным.

Конечно, все эти попытки не признавать изменчивость окружающего мира и, подобно капризному ребенку, мертвой хваткой цепляться за собственные воспоминания — не более чем наивная сентиментальность. Я это хорошо понимаю. И все же в глубине души продолжаю верить, что города, в которых я жила, и сейчас выглядят так же, как в то далекое время. Совершенно нелепая и сумасбродная фантазия, но, похоже, мне просто хочется в нее верить.

Порой, когда из-за сильной усталости я не могу уснуть, я пытаюсь представлять себе эти города. Как ни странно, но все всплывающие при этом картины напрочь лишены красок. И лавка дешевых сладостей, и пустырь, и железнодорожный переезд, и ветхий мост, перекинутый через маленькую речушку, — все прокручивается в памяти, словно сон, снятый на черно-белую кинопленку.

Я без остатка погружаюсь в созерцание милых сердцу картин. Где они теперь, города моего детства? Где можно вновь повстречаться с друзьями по детским играм, которые не выросли и выглядят точно так же, как и тогда? Я начинаю искать ответы на эти вопросы и тут же горько усмехаюсь, внезапно осознав, как нелепо выглядит человек, всерьез размышляющий над такими глупостями. «Тебе сколько лет? — спрашиваю я себя. — Может, пора повзрослеть?»

Но память продолжает менять образы, как стекляшки в калейдоскопе. Они повторяются, становясь то ярче, то темнее, и в конце концов начинают быстро складываться в одну-единственную картину.

Ну все, довольно! Надо остановиться! — думаю я, но вопреки воле не могу отвести глаз от калейдоскопа воспоминаний.

А облик того самого города, возникший на дне калейдоскопа, становится все более отчетливым и навязчивым. Он таит в себе мощную колдовскую силу. Он снова пытается увести меня еще дальше в глубины моего собственного сознания.

Я закрываю глаза и отворачиваюсь, чтобы не видеть этот город, но, сколько бы я ни зажмуривалась, сколько бы ни извивалась, с каждым мгновением картина воспоминаний становится только ближе. Перед моими глазами снова проносятся все печальные события двадцатилетней давности.

В этом городе… в Сэндае[1]… жил человек, который стал первой в моей жизни любовью. Он не отвечал мне взаимностью, и я понимала это, но тем не менее любила его до изнеможения.

Ватару Домото. Так его звали. Я обращалась к нему «Ватару-сан»[2]. Ватару-сан… Даже по прошествии стольких лет меня порой обуревает желание выкопать в земле глубокую яму и, припав к ней, как помешанная, раз за разом выкрикивать это имя.

В то время город находился на самом пике карнавального безумия, финалом которого всегда бывает только смерть. Город созрел. Созрел во всех смыслах этого слова. Подобно спелым плодам, что вот-вот начнут гнить и опадать, он источал целый букет одурманивающих запахов.

Воскрешая в памяти виды этого города, я лежу в постели, обхватив голову руками, и крепко сжимаю зубы, чувствуя свое бессилие перед очередной волной воспоминаний.

Долгие двадцать лет я пыталась убежать от тех событий. Я бежала, не останавливаясь, бежала сломя голову, пока наконец в какой-то момент мне не начало казаться, что теперь все — я сумела обо всем забыть.

Но, видимо, это тоже была только иллюзия. Подобно зарубцевавшимся шрамам, мои воспоминания никуда не исчезли, а лишь до времени притаились в потаенных уголках сознания вместе с воспоминаниями о множестве других городов, в которых мне довелось жить.

И вот уже несколько лет, как память обо всем, что было связано с теми годами, каждую ночь обволакивает меня мучительной ностальгией. Это чувство — одновременно и наслаждение, и невыносимая пытка.

А попробую-ка я снова наведаться в этот город! — решила я дней десять тому назад. В самом деле, сколько можно думать об одном и том же и молча страдать, скрываясь от людей, словно ребенок, который мочится в постель. Глупо это, и совсем на меня не похоже, размышляла я.

Мне удалось дозвониться до родителей Ватару и узнать, где сейчас работает его сестра, Сэцуко Домото. Разговаривали со мной не очень приветливо, но про Сэцуко рассказали, и этого было достаточно.

Я хотела с ней встретиться. Мне казалось, что после этой встречи мне станет немного легче. Кроме Сэцуко у меня в том городе и знакомых-то никаких не осталось. Приняв решение, я уже не могла усидеть на месте.

На станции Уэно я села в скоростной поезд и через два часа была в Сэндае.

Два часа! Город, от которого я убегала двадцать лет, который двадцать лет не давал мне покоя — и я добралась до него за каких-то два часа.

Выйдя из сияющего новизной здания вокзала, я не смогла сдержать улыбки от охватившего меня чувства веселого удивления с привкусом печальной горечи.

Город изменился до неузнаваемости. На месте старых зданий построили новые, появилось метро. Вдоль проспекта, который начинался от вокзала, громоздились не виданные мною прежде банки, кинотеатры и универмаги.