На златом престоле - Олег Яковлев

— Ты намерен с ним воевать?

— Пока нет. Если Бог совсем не лишил его разума, он не пойдёт на Галич и на Волынь, узнав о нашем союзе. Повода для войны я не вижу. Если он выдаст мне Берладника.

— А коли не выдаст? — Хитрым блеском светились серые глаза Риксы.

— И даже пусть не выдаст. Главное, не угрожал бы нашим владениям. Но он такой, что не остановится. Он, как охотник азартный. Всё мало ему, всё несётся по лесной пуще, отыскивая новую и новую добычу. Летят стрелы, копьё разит зверя, и сам вид крови пьянит ловца, и опять устремляется он на зверя, гонит его, бьёт. Таковы бывают люди, исполненные гордыни и честолюбия. И таким, как Давидович, нельзя давать власть.

— Ты почти убедил меня. Но, полагаю, Берладник — то твоя забота. Мои же заботы — мои сыновья.

Снова размышляла опытная Рикса, прикидывала, просчитывала, вспоминала прежние лихие времена. Она не верила до конца Ярославу, помня изворотливость и коварство покойного Владимирки и слыша рассказы старой угринки о лукавом короле Коломане.

«Яблоко от яблони недалеко падает», — приходила на ум вдовой княгине русская поговорка. Она опасалась подвоха, чуяла, что галицкий владетель — человек непростой, и потому держалась в разговоре с ним весьма насторожённо.

Ярослав старался рассеять её сомнения.

— Если не со мной, то с кем будет твой сын? Кто поможет ему в час беды? На чьё плечо сумеет он опереться? С венгерским королём он рассорился, обобрав до нитки его тёщу. Юрьевичи — тоже не друзья Мстислава. Греки — далеко, чешский король — на моей стороне, ляхи — те непостоянны и готовы лишь грабить и хватать то, что плохо лежит. Давидовичу же только и надо нас перессорить, а самому укрепиться в Киеве и с половцами вместе поодиночке нас разбить. И потом. Чего ради Давидович уселся в Киеве? Его отец, Давид Святославич, не был киевским князем.

— И твой отец николи Киевом не володел.

— При чём тут мой отец? Да и, любезная сестрица, скажу честно, мне не нужен Киев.

— Ой ли! — недоверчиво усмехнулась Рикса. — Любой русский князь мечтает о стольном граде. Разве не так?

— То было раньше. Такие, как Давидович, живут прошлым. Киев — давно не тот, что был сто или пятьдесят лет назад. Сейчас и Чернигов, и Новгород, и Галич, и Полоцк ни в чём не уступают ему. И все владетели этих городов меж собой равны. Погляди окрест, сестра. Владеть Киевом — почётно, но не более. И потом, ещё деды наши установили: володеет стольным градом старший в роду. А какой Давидович старший!

— Я должна потолковать со Мстиславом, посоветоваться с боярами, — оборвала речь Ярослава Рикса.

— Только не с такими, как Дорогил, сестра. Злобой исполнен, а чего злобится — сам не ведает. Знаешь, где теперь Дорогил?

Княгиня удивлённо передёрнула плечами.

— В порубе в Галиче сидит. Явился втайне. Стал вынюхивать всё, с боярами некоторыми супротив меня в сговор вошёл. Бунт порешил учинить. Вот и пришлось его... Так вот: полагаю, не без ведома твоего сына творил он делишки свои тёмные на Галичине.

«Вот дурак Мстиславка! — едва не сорвалось с уст Риксы. — Нашел, кого в Галич послать!»

Она сокрушённо качнула головой. Заблестели под лучами солнца золотые серьги в ушах.

— Не ведаю, что тебе ещё сказать, как тебя убедить, — признался Ярослав. — Вроде всё, что думал, молвил.

Рикса согласно закивала. Потом вдруг спросила:

— А не боишься, что пошлю я ко Мстиславу, а он с ратью в Зимино явится? И повяжет вас всех?

— Не боюсь, — теперь уже усмехнулся Ярослав. — Во-первых, думаю, Господь не обделил Мстислава разумом. А во-вторых, Дорогил у меня в порубе. Еже что...

Он не договорил.

Рикса, хмурясь, промолвила:

— Мы поняли друг друга. Я должна отъехать во Владимир, к сыну.

— Дам тебе в попутчики своего отрока. С мирной грамотой. Пусть князь Мстислав крепко поразмыслит над моим предложеньем.

...В тот же день возок княгини отправился во Владимир. Вместе с оружными ляхами из её охраны направил коня к Мстиславу и рыжий отрок Семьюнко — Красная Лисица людской молвы.

Мстислав резкими порывистыми движениями разворачивал свиток, читал быстро, бегло, грозно сводил густые лохматые брови, бросал суровые взгляды на Семьюнку, застывшего посреди горницы в почтительном ожидании.

Он не верил письму Ярослава, не верил словам матери, не верил этому рыжему хитрецу, неслучайно прозванному Красной Лисицей. Давно ли гремели битвы под Перемышлем и Останковом, давно ли лилась кровь у стен Луцка, давно ли галицкие полки ходили осаждать Владимир-на-Волыни в составе ратей Долгорукого?! Хитёр, по всему видно, сын покойного Владимирки. Верно, коварством пошёл в отца. Али в деда своего по матери, короля угров Коломана. Обольстить сумел лукавыми словесами даже искушённую в интригах мать его, княгиню Риксу. И гонец сей, Красная Лисица! Так и сквозит в чертах его, в осторожных движениях затаённое лукавство. Длани зудели, хотелось Мстиславу двинуть кулаком по масленой угодливой роже рыжего отрока. Неслучайно, верно, так его ненавидит Дорогил.

Человек прямой, презирающий всякие хитрости и недомолвки, грохнул Мстислав ладонью по столу, отбросил в сторону грамоту, поднялся с грозным видом со стольца, рявкнул свирепо Семьюнке:

— Ни единому слову твому и князя твово не верую! Лжа! Всё лжа еси!

С досадой отметил про себя Мстислав, что он намного ниже галицкого посла ростом и вынужден смотреть на него снизу вверх, задирая короткую ровно подстриженную бороду.

По рядам волынских бояр прокатился недовольный шумок. У многих обильные рольи на пограничье с Галичиной, многие жаждали мира с соседним княжеством. Не сговариваясь заранее, вставали один за другим, молвили веско, твёрдо:

— Князь галицкий прав. Довольно ратей.

— Живого места на земле не осталось.

— Сказано пророком: «Перекуём мечи на орала».

— Которое лето воюем безлепо.

— И про Давидовича правильно посол баил. Волк он.

— Киевский стол издревле за Мономашичами. Так повелось.

— Нечего, княже Мстислав, Дорогила свово слушать. У него волостей на Волыни немного, чужой он здесь, пришлый, служивый.

— А наши деды ещё землю сию отстояли — от угров, от ляхов, от обров!

Поддержал бояр владимирский епископ. В чёрной мантии, в клобуке с окрылиями на голове, громовым басом он изрёк:

— В худом доселе князь Ярослав замечен не был. Даже когда ходил в воле суздальского Юрия, старался кровопролитья избегать. Мир творить тебе надо, княже.

— Лучше под боком союзника иметь, чем с ненадёжным Давидовичем дружбу водить, — вставил один из бояр.

Мстислав опустился обратно на столец. Глядел исподлобья на думцев своих, на Семьюнку, которому небрежным взмахом десницы велел сесть на лавку, снова разворачивал грамоту, читал на сей раз внимательнее, медленнее, старался за словесами о мире угадать скрытый смысл.