Время горящей спички - Владимир Крупин

И вот эта страшная ночь. Заговорщики трусят, напиваются для храбрости. Вначале убивают одного из своих. Нападают на князя. Он расшвыривает их, но много нечисти, одолели. Нанесли много ран, думали, что убили. Но князь очнулся и стал спускаться вот по этим ступеням княжеских палат. Ступеней тридцать три, все до единой были обагрены святой кровью мученика за Русскую землю, за Христа. И снова напали враги, и снова убивали.

Пьяный сброд ликовал. Июль, жара. К телу князя не подпускали. Отпевали только на пятый день. Тело было нетленным, благоуханным было, по свидетельствам очевидцев, дивным.

В год 300-летия Дома Романовых, в 1913 году, император Николай II с дочерьми приехал в Боголюбово. Еще недавно, в наше время, в монастырь на службу приходила старушка, которая помнила, что великие княжны были одеты в нарядные белые платья с кружевами. Царь попросил оставить его одного и долго молился на месте убиения первого русского царя. Бог весть, не дано нам, грешным, знать, о чем думал святой царь-мученик. Ведь он уже получил письмо от преподобного старца Серафима Саровского, ведь он уже знал о своей участи. И те девочки, которые гуляли среди цветов по монастырскому двору, те, чистота ангельских душ которых светит нам вечно, еще были живы. Еще каждые четверть часа гремели колокола на колокольне, вызванивая молитву русского народа: «Боже, царя храни», еще крестился на золотые купола церквей машинист поезда из Нижнего в Москву, еще громко и могущественно звучало в мире имя русского царя.

А потом… потом стреляли слепые души безбожников в иконы монастыря, сдирали золото окладов и куполов, выколупливали изразцы, сворачивали надмогильные мраморные памятники, — что говорить, что лишний раз рвать больные сердца. До сих пор реставраторы вытаскивают из штукатурки пули, которыми расстреливали фрески. Бог им судья. Хорошо, что мы зла не помним, но плохо, что часто не видим его.

И вот мы приблизились к самому главному. Кто знает, тот уже понял, о чем речь: на алтарной стене храма Иконы Боголюбской Божией Матери проявился лик царя-мученика Николая II. А на правой колонне у алтаря проступили черты цесаревича-мученика отрока Алексея.

Причем лик императора показался там, где был образ Господа. То есть Сам Господь ввел нового русского святого в алтарь храма, в это небо на земле.

Теперь уже дико и подумать, что тут совсем недавно по проекту намеревались размещать бары, казино, бильярдные. Даже до того дошло, что проектанты всерьез изучали монастырский быт, чтобы и мебель в баре, и люстры сделать стилизованными под монастырский уклад. Это уже была такая глухота атеизма, такое утонченное безбожие, что не верится, что это было только что и начинало осуществляться.

Но, как говорят монахини, батюшка Серафим навел тут порядок. Недаром над входом в храм помещен его образ.

В 1991 году мощи преподобного Серафима Саровского переносили в Саров. Остановились на молебен в Боголюбове. Служил Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II. Народу было такое великое множество, что священники решили мощи преподобного поместить на паперти, чтобы все могли приложиться.

И в том же году началось разгребание грязи, очищение от большевистского наследия. Пять лет мужчины — монахи и наемные работники и, во многом, трудники-добровольцы — расчищали территорию.

С 1996 года здесь женский монастырь. Его ядро — 60 насельниц, пришедших сюда с архимандритом Петром из Задонска. Сейчас 150 монахинь. Много послушниц. Много отроковиц. Бог весть, все ли будут монахинями, но то, что все будут достойны звания православных, это несомненно. Глядишь в трапезной, как ловко и расторопно управляются молоденькие послушницы, как они приветливы, добры ко всем приходящим, и невольно думаешь: да ведь они встали самое позднее в пять утра, читали утреннее правило, стояли на службе, носили воду, чистили картошку, мыли посуду, готовили завтрак, подавали его, готовили обед. Вот сейчас обслуживают уже не первую сотню паломников. Потом будут убирать столы, мыть посуду, готовить ужин. И еще у каждой кроме этого свое послушание. Они и швеи, и вышивальщицы, и цветоводы. Они — бессменные помощники на скотном дворе. И скажи им какая-нибудь сверстница, что такая жизнь, без дискотек, тенниса, поездок за границу, очень тяжела, они просто не поймут. Они усвоили главную науку жизни: самое радостное в этом мире — служить Господу.

А вот и немцы пришли. А вот и французы. А вот и еще кто-то. Кто жует, кто снимается на фоне церквей, но кто и всматривается, вслушивается, думает. Постижение России — главная задача для мира в наступившем веке. Духовное тело мира — православное. Чем скорее это поймет мир, тем ближе он будет к спасению.

Всматривается в нас мир, думает. Кто эти люди, что они за страна, столько сделавшая открытий, изобретений во всех областях науки и техники, создавшая такое количество непревзойденных шедевров в музыке, живописи, литературе, архитектуре? И такое количество образцов святости, что нет ни одного дня в наших святцах без имени русского святого, праведника, исповедника, мученика, священномученика.

Для нас ответ один: Россия идет за Христом. Наше счастье в том, что в вечность мы уйдем именно из России.

Но сами для себя мы всегда должны помнить свою вину перед Богом. Кресты с храмов сваливали не с Луны заброшенные, а наши же люди. Жили среди нас, вырастали на русском хлебе.

Явление образа царя-мученика — знак несомненной Божией милости к русскому народу.

Возвращение имени царя-мученика в Россию продолжается. Вот пример. В поисках гранита и мрамора для возрождения монастыря монахини приехали в Екатеринбург. Почему именно туда, теперь они и объяснить не могут. Как они прошли на охраняемую территорию завода, тоже непонятно. Чудо в том, что администрация предприятия — вся! — окрестилась в монастыре и взяла над ним шефство. Безгласный уральский камень красноречиво говорит, что даже природа может участвовать в покаянии. Камни да… вопиют!

В согласии с небесами… стоит Боголюбский монастырь. Ни минуты нет, чтобы в нем не читалась молитва. Великая отрада для души прикоснуться к его святыням.

Долгое время очень хотелось мне написать о паперти. Церковные паперти, если кто обращал внимание, весьма разнообразны по архитектуре: просторные и тесные, высокие и низкие, с затейливой резьбою и совсем простые, иногда соответствуют стилю самого храма, иногда они независимы от него. Кроме внешнего описания интересной мне кажется и повседневная жизнь паперти, ее обитателей. Вот временные: деточки, которых несут крестить, и если служба затягивается, деточек выносят на паперть и разворачивают, освобождают головку из кулечка; вот жених и невеста, их родители, их свидетели, вот они застыли для фотографии и сбегают через секунду по чугунным ступеням, а вослед их крестят старухи; а вот и постоянные обитатели — нищенки и нищие. Я многих у нас в селе знал, с ними здоровался, разговаривал. Я у них ходил просить монетки для телефона-автомата. От них узнавал церковные новости: и кто сегодня служит, и кого это привезли отпевать, то есть чья последняя крыша, голубая или красная, прислонена к стене. Хотелось исследовать еще вот какое место папертной жизни — милостыню. Ведь в милостыне есть тайна. Когда мы даем копеечку, то вольно или невольно, даже сострадая нищете, от чего-то как бы откупаемся. Принявший же милостыню берет на себя ответственность молиться за давшего подаяние. Я, например, много раз нарывался на отказ принять протянутую мной мелочь. Стоит старуха на паперти, думаешь, подаяния ждет, — нет, совсем другое. Есть и такие, что собирают, просят даже подать, даже сердятся друг на друга, даже, я знал и таких, собирают не на кусок хлеба, а на выпивку, — но что из того? Встаньте-ка на их место. Разве случайно сказано: «Вели, Господи, подать, не вели, Господи, принять». И не надо никого осуждать. Подал — и радуйся, что в силах подать, а грех или обязанность на том, кто принял милостыню.