Записки врача общей практики - Артур Конан Дойль

— символ того самого Тюдора ап Тюдора, который спустился с гор Уэльса и надолго обосновался на английском престоле. Тюдор, — продолжил я, вставая между собеседником и дверью гостиницы, в которую он упорно пытался протиснуться, — был одной крови со знаменитым вождем Оуэном Глендовером, которого ни в коем случае не следует путать с Оуэном Гвинеддом, отцом Мэдока Морского. О нем бард сложил знаменитую песнь: на валлийском языке она звучит так…

Здесь я собрался процитировать знаменитый станс из Дафидд ап Гвилима, однако нелюбезный собеседник, все это время смотревший на меня странным, чересчур пристальным взглядом, все-таки сумел прорваться в гостиницу.

— Воистину, — громко заключил я, — это и есть деревня Свайнхерст, потому что название означает не что иное, как «свиная роща». — Произнеся эти слова, я тоже вошел в зал и увидел, что сбежавший от меня человек уже устроился в углу и отгородился от мира тяжелым креслом. За центральным столом сидели еще четыре человека разного телосложения и пили пиво, а возле холодного камина стоял невысокий живенький персонаж в потрепанном лоснящемся черном сюртуке. Я принял его за хозяина заведения и спросил, что сегодня на обед.

Тот с улыбкой ответил, что не может сказать.

— Но, безусловно, друг мой, — возразил я, — вы можете сказать, какие блюда уже готовы.

— Нет, я не могу сказать даже этого, — пожал он плечами, — но не сомневаюсь, что хозяин сумеет в полной мере удовлетворить ваш интерес. — С этими словами он позвонил в колокольчик. На звук вышел трактирщик, которому я задал тот же вопрос.

— Что закажете? — осведомился хозяин.

Я подумал о Джордже Борроу и заказал холодную свиную ногу, а затем чай и пиво, чтобы запить еду.

— Я не ослышался? Вы сказали чай и пиво? — удивился трактирщик.

— Да, — ответил я.

— Эта гостиница у меня уже двадцать пять лет, и я еще ни разу не слышал, чтобы заказывали чай и пиво, — сказал он.

— Джентльмен шутит, — подал реплику коротышка в лоснящемся сюртуке.

— Или… — вставил из своего угла солидный человек в серых брюках.

— Что, сэр? — уточнил я.

— Ничего, — ответил он. — Ничего.

Все же была какая-то странность в этом человеке из угла — том самом, с которым я беседовал о Дафидде ап Гвилиме.

— Значит, вы шутите, — заключил хозяин.

Я спросил, читал ли он романы моего кумира Джорджа Борроу, и он ответил, что не читал. Я пояснил, что ни в одном из пяти томов его сочинений не найдется ни следа шутки, однако не раз встретится упоминание о том, что мастер пил чай вместе с пивом. Хотелось особо подчеркнуть, что о чае не говорится ни в сагах, ни в сказаниях бардов. Но поскольку хозяин удалился готовить заказанную еду, я просто процитировал всей честной компании те великолепные строки исландской саги, где прославляется пиво Гуннара, длинноволосого сына Гарольда-Медведя, причем сделал это на языке оригинала. А потом, на случай, если исландский язык кому-то неизвестен, прочитал собственный перевод и закончил следующей сентенцией: «А если пива будет мало, то пусть кружка окажется большой».

Затем я спросил посетителей таверны, куда именно они ходят: в церковь или в капеллу. Вопрос удивил всех присутствующих, а особенно — того странного человека в углу, на котором намеренно сосредоточился мой взгляд. Я разгадал его секрет, поэтому он попытался спрятаться за большими напольными часами.

— Итак, церковь или капелла? — повторил я вопрос.

— Церковь, — выдохнул он.

— Какая именно церковь? — уточнил я.

Он спрятался еще дальше и из укрытия крикнул:

— Меня еще никто и никогда об этом не спрашивал!

Чтобы дать понять, что разгадал его секрет, я сказал:

— Рим не сразу строился.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся он, а как только я отвернулся, высунулся из-за часов и постучал указательным пальцем по лбу. То же самое сделал стоявший возле пустого камина маленький джентльмен в лоснящемся черном сюртуке. Покончив с холодной свиной ногой — есть ли на свете блюдо лучше, не считая вареной баранины с каперсами? — выпив сначала чай, а потом пиво, я объяснил компании, что именно такую еду мастер Борроу выбрал для героя по имени Гарри, заметив, что ее предпочитают коммерсанты из Ливерпуля.

Завершив визит этой важной информацией да парой стихов славного Лопе де Веги, я покинул гостиницу «Роза и корона» — конечно, не забыв щедро расплатиться за сытный обед. Когда же направился к двери, хозяин окликнул меня, спросив имя и адрес.

— Зачем вам это? — удивился я.

— Так, на всякий случай, — ответил он. — Вдруг вас будут искать?

— Но с какой стати меня должны искать?

— Ах, как знать, — неопределенно ответил трактирщик.

Я покинул «Розу и корону», успев услышать за спиной взрыв хохота.

Вот уж точно сказано: «Рим не сразу строился», — подумал я.

Пройдя по главной улице деревни Свайнхерст, которая, как уже было сказано, состоит из старинных, наполовину каменных, наполовину деревянных домов, я вышел на сельскую дорогу и продолжил путь, оглядываясь по сторонам в поисках бесконечных приключений, которые, по словам мастера, обильно, словно ягоды ежевики, поджидают странника в сельской Англии. Перед отъездом из Лондона я взял несколько уроков бокса, а потому твердо решил, что если встречу человека, пригодного для поединка по возрасту и весу, то попрошу снять сюртук и уладить возможные разногласия в старинном английском стиле. Поэтому я остановился возле лесенки для перехода через изгородь и принялся ждать какого-нибудь подходящего прохожего. Пока я стоял, мне вдруг стало очень плохо — должно быть, точно так же, как в глубокой лощине стало плохо мастеру. Я вцепился в перекладину, сделанную из добротного английского дуба. О, кто может объяснить причину внезапной дурноты? Да, так я подумал, схватившись за дубовую перекладину. Может быть, дает о себе знать пиво? Или действует чай? Или оказались правы те двое — хозяин таверны и маленький посетитель в лоснящемся черном сюртуке, ответивший на обидный жест странного человека за часами? Но мастер пил чай с пивом. Да, но потом ему тоже стало нехорошо. Все эти мысли посетили меня, пока я держался за дубовую перекладину на вершине лесенки. Дурнота безжалостно терзала около получаса, а потом прошла, но оставила после себя такую слабость, что я боялся выпустить из рук дубовую перекладину.

Я все еще стоял у лесенки, где меня застал приступ дурноты, когда услышал за спиной шаги. Обернулся и увидел с другой стороны изгороди тропинку через поле и идущую по тропинке женщину. Я узнал в ней цыганку, о которых так много писал мастер Борроу. Дальше, за ее спиной, из небольшой лощины поднимался дымок — видимо, там расположился табор. Женщина