Нефть - Марина Юденич

• легитимизация богатства и общественного положения г-на Лемеха;

• корректировка имиджа Лемеха (был олигарх, а стал меценат);

• узнаваемость Лемеха широкими аудиториями;

• привыкание к тому, что Лемех не только и не столько жесткий бизнесмен, сколько настоящий гражданин своей страны, ведущий активную общественную и благотворительную деятельность;

• обеспечение роста доверия и симпатии населения к идеям и высказываниям Лемеха и к бизнесменам в целом.

Данная стратегия является двухступенчатой. Сначала в представлении российского населения закрепляется образ г-на Лемеха как «благодетеля», но не политика, за счет чего достигается построение не только положительного имиджа, но и создание устойчивой хорошей репутации. На втором этапе, после достижения узнаваемости, хорошего отношения и, через определенное время, доверия к г-ну Лемеху со стороны населения, начинается распространение им демократических идей. Если эти идеи будут исходить не от «олигарха», а от «русского Сороса», они будут выглядеть для населения более легитимными, за счет чего большая часть населения будет к ним восприимчива. Благодаря созданной на первом этапе программе репутации мецената идеи, исходящие от г-на Лемеха, будут восприниматься населением с большей степенью доверия и симпатии. Блондинка Юля, разумеется, принесла нам кофе и каких-то вкусных крохотных печенюшек к нему, хотя ни я, ни Лизавета не могли сказать с уверенностью, что по дороге из бара она не плюнула, и не по разу, в каждую чашку и не покатала печенюшки по полу, прежде чем красиво разложить на подносе. Но мы решили исключить этот фактор из восприятия. И просто пить кофе.

— Знаешь, какой у меня первый вопрос? — я с удовольствием засунула за щеку тающую во рту печенюшку, пусть бы она полежала на полу, под столом и даже в мусорном ведре. Великое это дело — грамотно исключить фактор из восприятия.

— Кто автор опуса?

— Ну, это ясно без слов. Брунгильда.

— Хм, почему ты зовешь ее Брунгильдой?

— Не знаю. Что-то северное. Жестокое.

— Она из Карелии. Но училась в Штатах, на наш грант, разумеется. Думаю, он заприметил ее еще в старших классах школы. Ездил в Петрозаводск тогда часто.

— И ты так спокойно вешаешь ей лапшу на уши.

— Совершенно спокойно. Вернувшись из Штатов, она немного перестаралась.

— Собралась за него замуж?

— Ну, это они все собираются на втором месяце траха. Потому завязывает он обычно на третьем. — Нет, она покусилась на большее: на свободу его «Я». Ну, попыталась исполнить роль альтер-эго, что ли. Которое все знает, понимает и всегда найдет правильный ответ и правильное решение, чего бы это ей ни стоило, такая знаешь преданная интеллектуальная Никита. Охранительница. А Лемех этого не терпит, для него свобода распоряжаться собой — в доме, в еде, в бизнесе, в любви… в телевизионной программе — условие жизни. Словом, достала она его настолько, что он поделился своими мудовыми страданиями даже со мной. Рассказал, кстати — потрясающую историю. В Лондоне он, как всегда, поселился в своем любимом The Dorchester, а ее поселил где-то в другом месте.

— То есть привез с собой — но поселили отдельно. Это что — репутационное?

— Да какое там репутационное! Говорю же — Лемех если и терпит кого рядом долго, то только меня. Задачи остальных — прийти, исполнить и удалится. Не важно, кстати, о чем идет речь, о сексе или о дружеской попойке. Ну и финансовый вопрос, разумеется. Леня прижимист. Это факт медицинский. Он своих девушек, независимо от степени близости, во всевозможные вояжи возит эконом-классом, а сам, разумеется, летит бизнес- или первым. Порой — с друзьями.

— И они терпят?

— Ну, по крайней мере, чтобы отказывали на этой почве — мне ни одного случая не известно. Так вот, после бурной ночи Лемех девушку отправил спать к себе, но выпроводить даму одну из номера, под утро, — совести не хватило. Пошел провожать до такси. На улице, как назло, ни одного кэба, швейцар со свистком нарезает третий круг по округе — не едет никто. И тут Лемех замечает «Роллс-Ройс» на стоянке отеля.

— А это что?

— Лимузин отеля, но ночами — если нет специальных заказов — водитель не работает.

— А если вы дадите мне ключи под залог моей карты, разумеется, которая вами сто раз проверена, — и я сам довезу девушку до дома? И вернусь на вашем же «Роллсе»?

— Нет, невозможно.

Англичане. Итальянцы — содрали бы денег, угнали бы машину на пару часов, а деньги положили в карман. И тут Лемех признался. Видела бы ты его лицо во время этого признания.

— Я им говорю: «Тогда я покупаю эту машину за любые деньги, которые вы назовете».

Дрогнули даже англичане. Пошли кому-то звонить. Но тут — на счастье Лемеха — появился кэб.

— А не появился бы?

— Пришлось бы купить. Нет, купил бы точно. Ты не представляешь, как она меня достала.

Это был аргумент. Я оценила.

— И тем не менее, она работает у вас.

— Я уговорила оставить, деньги потрачены, с работой справляется вполне, прессе нравится, знает, с кем и когда пообедать, чтобы все написали правильно.

— И пытается сделать из Лемеха русского Сороса.

— Нет, это не она. Это работала целая команда под командованием Мишки — американцы в основном. Мы же тогда активно рвались в Думу и прорвались на хорошие позиции. А что? Полагаешь, документ слабый?

— Когда-то, в добрые старые времена, я писала таких по пять за ночь — главное было поутру не перепутать, какой — для какого клиента.

— То есть ты не видишь за всем этим ничего серьезного?

Она внимательно смотрит мне в глаза, и я понимаю, что именно должна сейчас сказать, и вообще — ради чего затеяна все эта экскурсия от Кандинского к Босху?

И я говорю с отчетливыми успокоительными нотками в голосе, потому что все должны сейчас поверить в то, что моя задача — успокоить старую приятельницу, которой — чего не случается со скучающими сорокалетними женщинами — мерещится по углам разная чертовщина. От государственного переворота. До собственного убийства.

— Абсолютно. Ну, решил Леня поиграть в политику. Раньше — лет десять назад — они, помнишь, играли в шпионов, теперь — в президентов. Еще — говорят — собираются лететь в космос. У них ведь не было детства, в котором можно все, зато потом появились деньги, за которые можно все.

— Ты мой ангел-хранитель, врачеватель и успокоитель, — ласково говорит Лиза и крепко обнимает меня за шею.

— Теперь едем в салон, какой-нибудь твой. С хорошим, к примеру, массажистом, — шепчет она мне в ухо.

И я немедленно отзываюсь с искренней — действительно! — готовностью.

— А для завершения врачевания давай-ка я отвезу тебя в одно укромное местечко, где нас сначала обмажут мерзкой водорослевой грязью, потом пропарят в этом вареве минут сорок, потом отмоют, отмассируют. И будет нам счастье. И так, в обнимку, мы выходим из библиотеки, оставляя недопитый кофе и секретный документ, регламентирующий превращение Лемеха в Сороса.