Дама номер 13 - Хосе Карлос Сомоса

– Если ты не против, поговорим о настоящем, – предложила девица. – Почему я не могу видеть имаго, Ракель?

Повисла пауза. Ракель не отвечала.

– Объясни мне, почему мне не удается его увидеть, и я тебя отпущу.

Снова пауза. Снова молчание. В беседке все застыло. Дамы казались пешками в какой-то непостижимой игре. Только девица умеренно жестикулировала, произнося свои реплики.

– Ты даже не представляешь, как это нас беспокоит. Мы знаем, что ты спрятала имаго, но я не хочу, чтобы ты мне сказала почему или даже куда… Мне нужно только одно: чтобы ты объяснила мне тот факт, что мы не можем его увидеть… Огромное… Как бы это выразить?.. Огромная пустота, некое слепое пятно окружает его, стихи не могут туда проникнуть. Что происходит?

– Где мой сын? – спросила Ракель, когда пришла ее очередь говорить.

– O, сейчас он спит, но скоро придет. Он так устал…

– Отпусти его.

– Не беспокойся о нем. Мы ничего ему не сделаем: это уже было решено, ты же помнишь, верно?

– Прекрасно, тогда освободи его.

– Он свободен. Но ты-то еще здесь. Ты что, хочешь, чтобы он ушел один? Когда уйдешь ты, уйдет и он. Это правильно, не так ли?

– Я хочу его увидеть, пожалуйста…

– Ты его увидишь. Сейчас он отдыхает в одной из дальних комнат, чтобы его не беспокоил шум праздника.

– Я скажу тебе, где я спрятала имаго, если ты дашь мне гарантии, что мой сын…

– Ты что, так ничего и не поняла? – оборвала ее девица.

В первый раз Рульфо услышал в ее словах нотки, напоминающие холодную ярость, такую же невесомую, как порханье бабочек, сновавших вокруг.

– Само собой разумеется, что мы хотим знать, где имаго, но не это самое главное… Пожалуйста, Ракель, я знаю, что ты нервничаешь, но постарайся сосредоточиться: мы хотим выяснить, почему мы не можем его увидеть. Другими словами, кто мешает нам его видеть?

– Не знаю.

– Кто тебе помогает?

– Никто. Я одна.

– А Лидия?

И тут слова будто сгрудились во рту девушки. И она освободила их все сразу, с какой-то хладнокровной стремительностью, словно была не в силах удерживать:

– Не спрашивай меня о ней. Ты прекрасно знаешь, что с ней сделала. Вселилась сама в какого-то постороннего, манипулировала им, проникла в ее дом, заставила ее отдать тебе имаго, засунула его в аквариум с филактерией Устранения, перенесла аквариум на чердак и запытала ее до смерти… Уж мне ли не знать, что такого рода игры – твои любимые, Жаклин?.. Это ты науськивала этого постороннего, Патрисио, чтобы он унижал меня – настолько, насколько это вообще возможно… К тому же воплощалась и в других, верно?.. Это ты была человеком в черных очках… А кем еще, Сага?.. В чьих еще обличьях ты получала наслаждение, используя и унижая меня?..

– Забудь об этих деталях, пожалуйста…

– Есть вещи, которые не забываются.

– Приговоры должны приводиться в исполнение.

– Что и является твоим самым любимым занятием.

Девица пропустила мимо ушей этот комментарий и продолжила, по-прежнему улыбаясь:

– Потом ты начала видеть эти сны… Лидия послала их тебе при помощи нескольких филактерий, которые активировались после ее смерти… Ты отправилась в ее дом, достала из-под воды имаго, где оно должно было пребывать ровно до этого нашего собрания, чтобы впоследствии быть разрушенным, и спрятала его. Его стихи не позволяли нам завладеть им любым другим способом, кроме как из твоих рук… Ничто из этого нас не удивило: типичные трюки старой паучихи, призванные спасти ее. Но вот здесь начинаются проблемы. С какой стати ты обрела память? По какой причине мы не можем видеть имаго? Как удалось тебе выбраться из того прозаичного тела, в которое мы тебя упрятали, и убить Патрисио?

– Которого ты потом оживила, – произнесла Ракель.

– O, конечно нет, я всего лишь привела его в движение. Хотелось преподнести тебе сюрприз. Ты отказывалась прийти к нам на свидание, и мы были вынуждены привести тебя за ухо… Кроме того, нам вовсе не было нужно, чтобы посторонние обвинили тебя в убийстве. Но забудь же, наконец, о деталях, Ракель. Сосредоточься на главном. Кто помог тебе спрятать имаго? Кто наложил на него заклятие стихов?.. Сама ты не могла: ты обрела память, но ты по-прежнему Упразднена. Лидия Упразднена и мертва. Кто же в таком случае?..

– А ты что, не можешь прочесть в моей голове, что я этого не знаю?

Девица отрицательно покачала головой:

– Единственное, что я могу услышать, так это тишину. Я не могу проникнуть в тишину стихами. Ни одна из нас не может. Все, что связано с имаго бывшей Акелос, – это молчание воды, абсолютно непроницаемое. Внутри может оказаться твой ответ, а также много чего другого.

Девица говорила шепотом. Рульфо пришлось приложить усилия, чтобы расслышать ее слова.

– Может, предательство. Может, обман. Может, ловушка…

– Нет, клянусь тебе.

Девица негромко рассмеялась:

– Ты мне клянешься?.. – Казалось, что-то в этих словах ее очень позабавило. – То есть я должна поверить тебе, потому что ты мне клянешься. – И с усмешкой взглянула Ракели в глаза. – Жизнь среди прозаиков сделала тебя прозаичной.

– Чему именно ты поспособствовала самым кардинальным образом.

– Куда делась когда-то могущественная Сага?

– Не важно, куда она делась. Я никогда не поменялась бы местами с тобой.

– Ты врешь, как всякая посторонняя, – нежно прошептала Сага. – Но не буду отрицать, что мне приятно слышать это: ведь если бы какой-нибудь стих смог тебя вернуть, мне пришлось бы уйти. Не может быть двух дам на одной ступени иерархии…

– …потому что старшая имеет преимущество, знаю.

– К сожалению, даже я не в силах тебя вернуть. Стихи были прочитаны в свое время, и ты была изгнана – навсегда.

– Кто это там говорит о возвращении этой шлюхи? – подала голос толстая женщина со своего места в ряду дам.

– Petrus in cunctis[52], – вызвав смешки, прошептала дама с длинными белокурыми волосами, стоявшая слева от толстухи.

– O, хорошо, если уж никто не может быть столь любезен, чтобы меня выслушать… – Толстая женщина принялась теребить свой медальон.

– Будем же благоразумны, – провозгласила девица громким голосом. – Ситуация деликатная, но превыше всего – наша вечеринка. Что подумают наши гости?.. Сегодня мы отмечаем Ночь фортуны – нужно веселиться, танцевать, смеяться… Времени у нас еще много. Прошу сохранять спокойствие. Самое главное теперь – развлекаться.