Презумпция достоверности - Лидия Сладкова

Но мне не было до этого абсолютно никакого дела. Мне просто в очередной раз было обидно. Родители… Ведь они меня снова отодвигали в сторону, ради любви, счастья сестренки. Хотя я этому счастью не мешала никак. Уж точно на Дмитрия не претендовала. Я его отдала без боя. Даже ничего не делая, я вновь была виновата. Просто одним своим присутствием накаляла воздух. Я видела, что мама мне хочет что-то сказать или о чем-то спросить, но при всех не решается. Скорее всего, как только закончится ужин, меня снова попросят уехать как можно скорее. Мама с папой будут снова стараться ради Вики.

Зачем испытывать судьбу?

Сегодня я возьму инициативу в свои руки. Раз и навсегда, разорву чертов круг, по которому я бегу, подгоняемая своей родней последние несколько месяцев.

— Алена, не поможешь мне на кухне? — мама все же не утерпела, сделав первый шаг. Вышла из-за стола, ожидая, когда я за ней пойду. Только я никуда не собиралась идти. Конечно же, ей не нужна была моя помощь. Всего лишь предлог, чтобы очередной раз напомнить, что семья превыше всего.

— Нет! — ответила я, взглянув на нее. Открыто, смело и дерзко.

— Алена! — возмутилась родительница. Она заметно занервничала, кидая то на меня растерянные взгляды, то на родителей Дмитрия.

— Ну, что ты так на меня смотришь, мама? — отложив столовые приборы, спросила я, откинувшись на спинку стула.

Мамин взгляд быстро превратился из растерянного в понимающий. Конечно же, она уловила мои неправильные и не предвещающие ничего хорошего прохладные интонации. И это снова причиняло мне боль. И ни один сидящий здесь человек даже не представлял, как мне было сейчас тяжело. Плакать я себе запретила. Сейчас и потом. Я должна быть сильной.

— Хочешь попросить меня уехать? — улыбнулась я ей. Точнее выдавила из себя улыбку. — Для этого не нужно удаляться на кухню. Здесь все свои. Семья. У нас не должно быть тайн друг от друга. Просто озвучь. Я уже настолько привыкла, что меня это нисколько не удивит.

За столом повисла тишина, на меня смотрели все. Я знала, что так будет и была готова к такой реакции.

— Алена… — мама несколько сконфуженно, попыталась остановить меня. Я видела насколько сбила ее с толку своей выходкой, но она пыталась держать лицо. Нервно улыбалась. Пыталась сохранить перед будущими родственниками иллюзию чистой и святой семьи. Будто они слепые дураки.

Я чувствовала, как отец метал в меня молнии, но головы не повернула.

— Помешала вашему призрачному благополучию, — безапелляционным тоном заявила я, совершенно точно понимая, насколько права.

— Это не так, — возразила мама. — Ты наша дочь. Как ты можешь такое говорить? Алена, это столица так на тебя плохо влияет? Плохо. Очень плохо.

— Ты злишься? — подивилась Вика, решив тоже принять в нашей беседе разговор.

По ее глазам я поняла, что сестра тоже ждала этого момента.

Ждала, чтобы выплеснуть накопившиеся слова за столько месяцев. И если у меня это была обида и боль, то в ней говорила банальная злость, ревность, желание любой ценой удержать свое счастье рядом.

— Викулик, конечно, Алена не злится, — принялся успокаивать сестру папа. — Она просто устала с дороги.

— Конечно, Алена, злиться, папа. Только мы здесь ни при чем. Ты мешаешь нашей жизни, когда ты уже это поймешь, — Вика не щадя, была словами.

Дима пытался схватить ее за локоть, но она вырвалась, вскакивая со стула. Сестренка заметно выходила из себя. — Посмотрите на нее! Мамзель. Прикатила со своей Москвы и голосок прорезался.

Я продолжала оставаться спокойной. Внешне. Внутри все клокотало. Мы смотрели друг на друга, совершенно трезвыми и серьезными взглядами, будто оценивали силы друг друга. Мы столкнулись один на один. Лоб в лоб за прошедшие несколько месяцев хождений вокруг да около.

— Дрянь! Эгоистичная дрянь!

Мне так давно хотелось ей это сказать. От души и с полным смыслом. Вика такого от меня не ожидала. Отшатнулась, будто от удара, а потом ее идеально накрашенные глазки забегали от отца к матери и обратно. Она искала их помощи. Не нашла. Слишком они были растеряны. Дима, к слову сказать, во всем происходящем никакого участия не принимал. Он сидел за столом и сжимал кулаки. Зло смотрел на меня из подлобья. Но это не имело сейчас ровным счетом никакого значения.

— Перестань меня оскорблять. Ты совсем ополоумела? — задала сестренка мне весьма странный вопрос, если вспомнить о ее деяниях и, брошенных минуту назад словах.

— Вика, какая ты смешная и ты боишься, — горько усмехнулась я, горячиться не собираясь.

Сделала глубокий вздох, вроде как сил набираясь, после чего руки на груди сложила. Неосознанно защищаясь от двух пар холодных глаз родителей, которые смотрели на меня, уничтожая последнюю надежду во мне.

А я вздернула подбородок, борясь с подступающими слезами, ждала следующего шага сестры и она его сделала. Плюхнулась обратно на стул, закрыла лицо руками и зарыдала в голос. К моему удивлению, прибегая к дешевым актерским трюкам. Это было что-то новенькое. Раньше сестра этим не грешила. Мама поспешила к доченьке. Принялась успокаивать, гладя по спинке. По-другому ведь быть не могло. Мне помощь и поддержка были не нужны. В груди что-то лопнуло и стало нестерпимо больно и обидно от творившейся в этом доме несправедливости. По крайней мере, несправедливости по отношению ко мне.

Чем я ее заслужила?

— Я понимаю, как все это выглядит… — говорила она между рыданиями, строя из себя жертву. Несправедливо обвиненную и святую. — Я влюбилась. Я, как и все в этом мире заслуживаю счастья.

— Это не выглядит, Вик. Это и есть. Все на яву. Ты спишь с моим мужчиной! Бывшим, — решила все же уточнить я, давая понять всем, что я ни на кого не претендую. — А ты, Димочка, спишь с моей родной сестрой! Не бывшей.

Мне все же удалось сестру задеть. Викуша тут же руки от лица убрала, повела плечами, тем самым сбрасывая мамины руки. Сверкнула меня злым взглядом. Слез, как и не бывало. Актриса. Какой талант пропадает.

Дима выглядел потерянным. Поднял на меня глаза. Я ждала, что он скажет, и от этого ответа зависело многое.

— Я знаю, знаю, — забормотал он наконец-то глупое оправдание. — Так случилось.

Вика нахмурилась от его слов. Посмотрела на него обвиняющим взглядом. Ее мужчина был не в состоянии взять ответственность на себя и не хотел этого делать. Диме оказалось проще списать все на случай, чем на чувства к своей женщине и готовность всегда ее поддержать.

— Вашей паре можно вручить Оскар. Сколько трагизма, — не удержалась я и рассмеялась громко. Этот смех был с оттенком снисходительности.

Я несколько секунд смотрела на свою семью: папу, маму, сестру. Как бы со стороны. На себя. И вдруг поняла: я все равно им проиграю, даже если разобьюсь в лепешку, восстанавливая справедливость. Это было невероятно и удивительно.