Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не выстрелишь, — с этими словами она провела пальцами по его запястью, и его обожгло, будто крапивой, и на коже расплылась блестящая черная клякса.
Гельмут резко отдернул руку и снова шагнул назад.
Пятно уменьшилось в размерах и исчезло без следа.
— Что ты сделала? — спросил он, глядя поверх ее лица и пытаясь прицелиться.
— Ничего. Все, что хотела с тобой сделать, я сделала уже очень давно.
— Тогда убирайся отсюда. Иначе я выстрелю.
— И что? Ты хочешь одним-единственным выстрелом победить свою черноту?
— А хоть бы и так. Убирайся.
Чернота покачала головой.
— Ты хочешь всех разбудить? Ты хочешь, чтобы выстрел услышали те, кто охотится за тобой?
Гельмут не отвечал. Он хотел только одного: чтобы она исчезла, поскорее пропала, растворилась в темноте, чтобы ее не стало больше.
— Это, конечно, твое дело, — продолжала Чернота. — Хуже не сделаешь. Лучше — тоже.
— Просто заткнись и убирайся. Я ненавижу тебя. Ненавижу, слышишь?
Гельмут сам вдруг удивился ярости в своем голосе. Ему показалось, что это черное пятно вместо ее лица вмещает все, что он так ненавидел. Собственный страх, собственную подлость, собственную злобу — и даже собственную ненависть к себе, которую он тоже ненавидел. Черное болото, в котором он увяз с головой, — вот оно, пришло, воплотившись в эту фигуру в платье, и разговаривает с ним, издевается, дразнит.
— Хорошо, что ненавидишь, — сказала Чернота. — Только ты не избавишься от меня никогда. Даже когда проснешься, я буду с тобой. Всегда.
— Заткнись, тварь! — закричал Гельмут и выстрелил.
Оглушительный хлопок разорвал ночную тишину, зазвенело стекло, за окном взлетели перепуганные птицы, шурша крыльями.
Лицо Черноты со звоном разлетелось на сверкающие осколки. Она взмахнула руками, рухнула на колени и завалилась ничком на пол.
— Он всех разбудил! Он всех разбудил! — зазвучали вдруг знакомые голоса за окном.
— Дин-дон, дин-дон, разбудили Спящий дом!
— Ох, что начнется-то сейчас!
— Эти двое скоро придут! Ему надо бежать от них!
— Дин-дон, дин-дон, дин-дон!
— Какой же он дурак!
Тяжело дыша и стуча зубами, Гельмут положил револьвер в карман и быстрым шагом направился в коридор.
Он заметил, что на кухне горел свет, но не обратил на это внимания, сорвал с вешалки плащ, накинул его на плечи и пошел в сторону входной двери. Как только он взялся за ручку, прозвучал дверной звонок.
Да что ж такое, подумал он.
Удивляться было некогда и, в общем-то, уже нечему. Он открыл дверь.
На пороге стоял Тарас Костевич с бутылкой вина.
— Ну ты, Сафонов, даешь! — пробурчал он вместо приветствия. — Полчаса тебе названиваю. Сам в гости звал — и забыл. Уснул, что ли? Нельзя так с гостями!
— Я звал вас в гости? — нервно ухмыльнулся Гельмут.
— Звал. Всех звал. — С лица Костевича вдруг сошла улыбка, он перешагнул через порог, скинул плащ, бесцеремонно прошел на кухню, поставил бутылку на стол и уселся на диван.
— Кого — всех? — спросил Гельмут.
— Всех, — ответил Костевич с таким же серьезным лицом. — У тебя штопор есть?
— В правом ящике стола.
Гельмут закрыл за собой дверь, и тут же снова раздался звонок.
— Я же говорил — всех! — расхохотался Костевич, доставая штопор из ящика.
Гельмут открыл дверь и увидел Фёдорову в длинном бежевом пальто и с охапкой красных тюльпанов.
— Сафонов! Я не знаю, зачем ты всех позвал, но это было очень приятно.
— Ага, я и вас позвал?
— Конечно! Как можно было не позвать меня? Разумеется, позвали. Я вам цветов принесла. Вы любите тюльпаны?
— Не очень, — попытался ответить Гельмут, но Фёдорова тут же вручила ему охапку цветов и прошла мимо него в коридор.
— Помогите мне снять пальто, вы же мужчина! — сказала она, не обращая внимания на цветы.
Гельмут неловко положил тюльпаны на тумбочку, закрыл дверь и помог Фёдоровой снять пальто.
В дверь опять позвонили.
— Ну вы открывайте, а я пойду на кухню, — сказала Фёдорова.
Следующим был Алексей Шишкин из литературного отдела с бутылкой белого, за ним пришли Седакова и Варенцов — все, кого он видел на последнем вечере в «Коктейль-холле», прошли в его кухню, расселись и стали открывать алкоголь.
— Сафонов, а у тебя бокалов-то хватит на всех? — хохотал Костевич. — Или из горла будем пить?
— Почему бы и не из горла? — смеялась Фёдорова.
— Да, давайте будем пить из горла! — резюмировал Костевич. — А вы, Гельмут, не расслабляйтесь, еще не все гости пришли.
Гельмут?
Он не успел оправиться от удивления, как в дверь снова позвонили.
За порогом стоял Отто Лампрехт в черном кожаном плаще и в шляпе.
— Гельмут, дружище, как я рад, что вы меня позвали, — он крепко пожал ему руку, проходя через порог и снимая шляпу. — Хорошо, что вы не забываете старых друзей. Рудольф скоро тоже подойдет.
— О, а вот и твои друзья из Германии! — крикнул с кухни Костевич. — Пусть присоединяются. Мест больше нет, но можно сидеть на подоконнике.
— Ничего страшного, — улыбнулся Лампрехт. — Я могу постоять.
С этими словами он прошел на кухню, а Гельмут увидел в открытую дверь, как по лестнице поднимается Рудольф Юнгханс, одетый в новенькую, тщательно отглаженную форму СД.
— Привет, Гельмут, — с улыбкой сказал он. — Извини, что без подарка, я очень боялся опоздать. Не опоздал?
— Не опоздал, — ошарашенно ответил Гельмут.
— Вот и хорошо.
Юнгханс снял с головы фуражку, бросил ее на полку для головных уборов, подтянул ремень и отправился на кухню, где ему тут же пожал руку Лампрехт.
Гельмут больше не закрывал дверь. Он встал в проеме, скрестив руки на груди, и ждал. Следующим по лестнице поднялся Георг Грейфе. Он выглядел сильно постаревшим, волосы его почти целиком поседели, лоб перерезали морщины.
— Гельмут, Гельмут, — заговорил он, тяжело поднимаясь по ступенькам. — Как же рад видеть вас в добром здравии. Вы молодец.
— Я тоже рад видеть вас, — монотонно пробормотал Гельмут и пожал протянутую руку, когда Грейфе поднялся к порогу. — Все там, на кухне.
— Вижу-вижу. Приветствую всех! — крикнул он в кухню.
Из кухни донеслось невнятное бормотание.
Когда Грейфе прошел к остальным гостям, Гельмут продолжил стоять у лестницы и ждать посетителей, но прошла минута, две — и никого не было.
«Неужели все», — подумал он.
Подождав для верности еще некоторое время и досчитав в уме до ста, он закрыл за собой дверь и прошел на кухню.
Костевич, Фёдорова, Шишкин, Седакова, Варенцов, Лампрехт, Юнгханс, Грейфе.
Все они расположились вокруг стола и смотрели на Гельмута.
— Ну что ж, присоединяйтесь. В конце концов, вы виновник торжества, не стоит вам работать швейцаром, — сказал Лампрехт, открывая бутылку белого.
Гельмут еще раз оглядел