Зима в раю - Елена Арсеньева

Потом он пустил в ход руки. С кофточки так и полетелипуговки; юбку с Лельки он стащил одним рывком, только треск пошел; бельишко ичулки баснословной цены тоже порвал. Другому Лелька уже прошлась бы ногтями пороже и в два счета выгнала вон, выкинув вслед его собственное снятое барахло… ато еще и не выкинула бы, а наутро снесла знакомому барыге – все доход, аобобранный небось не пожалуется, никто не смел жаловаться. Но здесь онапоостереглась. Да уже и не хотелось кусаться, царапаться, браниться. Ивыплясывать камаринскую под мужиком, изощряться в распутстве – тоже нехотелось. Замерла, раскинулась, всем телом ловя прежде не испытанное… Что это?Никогда раньше такого… Неужели мужчины чувствуют то же? Так вот что значилоисступленное дыхание всех тех, кого принимало ее тело, для кого старалось… Вотчто значили прерывистые стоны, крики, всхлипывания… Но кто тут сейчас стонет,задыхается, вскрикивает, всхлипывает? Да она же сама!

Это она стонет от счастья, это она замерла в объятияхслучайного мужчины… нет, врага! Она прильнула лицом к его плечу, рассыпала поего груди мелкую дробь поцелуев, обвила за шею, прижалась так, что в какой-томиг почудилось – слилась с ним всем телом, всем существом своим!

Мурзик зевнул равнодушно, размыкая объятия и сползая с еетела:

– И что? И это все? Да ну… А плели-то про тебя! Ох и гораздыврать мужики! Таких у меня знаешь сколько было-перебыло. Таких, как ты, налюбом углу сыщешь. Я-то думал – ты огонь, а ты – тесто, бабье тесто, только ивсего. Кошка драная – под шейкой почесали, она и замурлыкала. Нет, к таким ябольше не ходок! По-хорошему, расквасить бы тебе рыло… Ладно, пожалею, не станубить. Но ты смотри, сучонка: сболтнешь, что я у тебя был, – в две минутывыкатишься из города, как нетрудовой, разложившийся, общественно вредный элемент.И не стокилометровую тебе прописку определим – в Унжлаг полетишь, как перышко,легче легкого. Слышала небось про такой? Конечно, слышала… Вот так-то! Хочешьжить – молчи. А то разве чиркнуть тебя по горлу финочкой, чтоб уж наверняказаткнулась? Нет, вдруг видел кто, как я сюда шел… Донесут еще…

Мурзик рассуждал сам с собой, одеваясь, застегиваясь,приглаживая волосы перед маленьким круглым зеркальцем в металлической оправе.

Лелька лежала, раскинувшись, недвижимо, даже прикрыться непозаботилась. Голое тело отходило от внутреннего жара, которым только чтогорело, и начинало зябнуть. Но она терпела, не тянула на себя простынку.

Неужели не оглянется? Неужели, увидев, как она лежит сождуще раскинутыми ногами, не взволнуется, не вернется? Неужели это все, неужелией больше подобного не испытать?

Нет. Мурзик – впрочем, это уже был Верин, осторожный,брезгливый Верин, который только что опоганился со случайной проституткой итеперь спешил забыть об этом, – вышел, даже не оглянувшись.

Лелька прижала руку ко рту, чтобы не опозориться – некрикнуть, не позвать. Кое-как, мучительно сглотнув, подавила сухое рыдание.

Потом заставила себя встать с кровати, побрела к керосинке –надо согреть воды и помыться. По пути окинула взглядом стол и комод. Либо настоле, либо на комоде ее «гости» всегда оставляли деньги. Кто больше, ктоменьше. Чья пачечка была толще, чья тоньше.

Верин не оставил ничего. Ни рубля, ни копейки! И бутылкунедопитую газетной пробкой заткнул, с собой унес! Ладно, хоть остатки огурцовне прибрал…

Ах ты, стебарь сормовский, сразу видно, кем ты был! Обиралгулящих девок. Кот! Котяра презренный!

– Не угодила я тебе? – с циничной ухмылкой спросила Лелька,глядя на захлопнувшуюся дверь. – И ладно. Зато ты мне угодил. И коли ты мнезаплатить за труды не пожелал, то я тебе – заплатила. Всем, чем могла!

* * *

Да, в сознании людей еще слишком много пережитков прошлого,следов старого мира, размышляла Оля. И чем старше человек, тем сильнее засореноего сознание. Взрослые цепляются за обломки былого, словно голодный – заплесневелый кусок хлеба. А плесневелая труха вокруг так и разлетается, так изабивает ноздри, так и отравляет тех, кто рядом. Воспоминания о прошлом стольже опасны, как религия.

Все эти храмы… Уродливое нагромождение помпезных, ложныхкрасивостей. К счастью, в Энске сейчас уже много храмов или разрушены, илизакрыты. Но все равно их до сих пор слишком много. По-хорошему, разобрать бы ихпо кирпичику, а все кирпичи вывезти в Заречную часть, где продолжает строитьсяавтомобильный гигант, равного которому, конечно, нет и никогда не будет во всеммире. Автомобили, которые там выпускаются, самые быстрые, самые красивые вмире! Тут нет и не может быть никаких сомнений! Всякие замшелые американскиеФорды и прочие фабриканты, угнетатели пролетариата, наводнившие мирнекачественной продукцией, которая, конечно же, ломается на каждом шагу (аразве могут быть хороши автомобили, сделанные руками измученных рабочих,ненавидящих свой подневольный, плохо оплачиваемый труд?), – все они дохнут от зависти,видя новые советские автомобили, выпущенные в Энске!

Конечно, нельзя отрицать, что для разработки знаменитойэнской «эмки» были использованы образцы «Ford Motor Company», но, с другойстороны, и нынешняя Россия родилась на территории России старой, а ведь этопринципиально иное государство. Так и «эмка» – принципиально новый автомобиль.

Как бы хотела Ольга Аксакова оказаться в числе тех, ктопричастен к свершению исторического процесса! Как бы она хотела жить вземлянке, своими руками копать котлованы для будущих цехов, возводить их стены,а потом встать к станку и своими руками выточить какую-нибудь основную детальбудущего автомобиля – ну, там, карданный вал или лучше подвеску,модернизированную, приспособленную для российских дорог… Эх, если бы не дед,мама и дядя Шура, которые ее чуть ли не силком заставили закончить школу ипоступить в университет (домострой какой-то, честное слово!), она прямикомринулась бы на автозавод сразу после седьмого класса. Причем среди ее друзей иоднокурсников почти все были такие же несчастные отпрыски интеллигентных семей.Счастливчиками считались те, кто успел потрудиться на строительстве автозавода,закончить рабфак – а потом прийти в университет без экзаменов, по особымспискам. Оля, конечно, сдавала сначала на аттестат, потом вступительныеэкзамены, мучилась, учила, зубрила, как проклятая…

– Ну почему я родилась в такой несознательной семье?! –воскликнула она как-то раз в полном отчаянии. – Все порядочные люди в нашевремя сначала идут на производство, учатся на рабфаке, а вы меня держите дома,словно елочную игрушку, ватой обернутую!