Нация фастфуда - Эрик Шлоссер

«Революцию IBP» совершили жесткие люди с несентиментальными взглядами на жизнь. В этой среде культивировалась жесткость, и Холмен гордился тем, что был жестче всех{394}. Он не любил профсоюзы и без колебаний делал все возможное, чтобы отсекать их. Он считал, что его компания должна воевать с конкурентами. Когда в 1969 г. рабочие на заводе IBP в Дакоте устроили забастовку, Холмен нанял штрейкбрехеров и заменил рабочих. В ответ бастующие открыли огонь по окну кабинета Холмена, убив подозреваемого в шпионаже сотрудника, а также бросили бомбу в дом генерального советника компании. Столкнувшись с настоящими военными действиями, Холмен получил помощь от неожиданного мощного союзника.

Весной 1970 г. Холмен и три топ-менеджера IBP провели в Нью-Йорке тайную встречу с Мо Стайнманом, «трудовым консультантом», у которого были тесные связи с мафией{395}. Профсоюзы мясников Нью-Йорка блокировали продажи мяса, произведенного в IBP, в знак солидарности с бастующими и опасаясь за собственные рабочие места. Компания IBP очень хотела завоевать Нью-Йорк, где был самый крупный рынок сбыта. Мо Стайнман предложил остановить бойкот, а за это потребовал пятицентовую «комиссию» за каждые 5 кг мяса, проданные компанией в Нью-Йорке{396}. В IBP планировали ежегодно реализовать в Нью-Йорке миллионы килограммов мяса. Холмен согласился платить бандитам эту комиссию, лидеры нью-йоркских профсоюзов тут же отменили бойкот, и вскоре на Манхеттене стали разгружать ящики мяса от IBP.

После долгого расследования участия организованной преступности в нью-йоркском мясном бизнесе Холмена и всю IBP осудили за подкуп лидеров профсоюза и оптовиков. Судья Бертон Робертс присудил компании штраф в размере 7000 долл., но не стал наказывать Холмена тюремным сроком, отметив, что порой подкуп бывает частью платы за бизнес в Нью-Йорке. Однако связи Холмена с мафией не ограничивались такими «выплатами», которые часто приходилось делать и честным нью-йоркским предпринимателям. Одного из друзей Мо Стайнмана он устроил в совет директоров своей компании (10 годами ранее этот человек сидел в тюрьме за подкуп санитарных инспекторов и поставки испорченного мяса армии США). Пасынка Стайнмана Холмен назначил вице-президентом по вопросам производства (хотя этот пасынок, по словам судьи Робертса, «ничего не смыслил в мясном бизнесе»{397}). Кроме того, Холмен выдворил 4 топ-менеджеров IBP, которые не хотели иметь дело с представителями преступного мира. Расследование, которое проводили Forbes и Wall Street Journal, показало, что IBP стала вопиющим примером сращения крупной корпорации с мафией{398}.

Битва за падение цен со стороны IBP поставила консервативных чикагских предпринимателей перед суровым выбором: идти на Запад или выходить из бизнеса. На тот момент поход на Запад уже не символизировал свободу и демократию, а означал поиски дешевой рабочей силы. Чикагские мясоперерабатывающие заводы стали закрываться один за другим, а новые строились в сельских штатах, далеких от профсоюзов. По примеру IBP новые предприятия в Канзасе, Техасе, Колорадо и Небраске платили рабочим иногда вдвое меньше того, что получали рабочие Чикаго{399}.

В конце прошлого века я проезжал через Чикаго с Рубеном Рамиресом, президентом Объединенного союза рабочих пищевой промышленности и розничной торговли (United Food and Commercial Workers, UFCW). В свои шестьдесят Рамирес выглядел достаточно молодо, чтобы работать на мясоперерабатывающем заводе. Это широкоплечий человек с крепкой шеей и сильными руками. А гладко выбритая голова добавляет ему внушительности.

Когда в 1956 г. Рамирес приехал в Чикаго и попал на скотный двор, ковбои все еще гнали сюда скот со своих пастбищ верхом на лошадях. Тогда ему было 17 лет, и он не говорил по-английски. Он приехал из мексиканского города Гуанахуато и нашел работу на старом заводе, принадлежавшем Swift & Company. Рамирес был одним из немногих мексиканцев, трудившихся там. Другие рабочие были из Польши, Литвы, а остальные – афроамериканцы. На мексиканцев там смотрели свысока. Например, Рамиресу не разрешали пользоваться ножом или выполнять квалифицированную работу. Он таскал тяжелые ящики и бочки с мясом, его одежда была пропитана кровью, а зимой примерзала к телу. Через несколько лет он пошел работать на завод компании Glenn & Anderson, находившийся неподалеку, где занимался вывозкой мусора. Спустя три года его наконец повысили и позволили разделывать мясо. Он видел, какие тяжелые травмы получали его друзья, как им пилой отрезало пальцы, как они валились без сознания, когда часть туши, падая, ударяла их по голове. Рамирес женился на девушке, с которой познакомился в церкви, у них родилось шестеро детей. Он вставал в 6 утра, работал по 8 часов в день на Glenn & Anderson, а потом ходил на вечерние занятия в колледж. Его жизнь была далеко не легкой, но заработок позволял жене сидеть дома и растить малышей. Все их дети пошли в колледж.

Рубен Рамирес стал профсоюзным активистом сначала как делегат от рабочих, а затем как председатель. Он получил американское гражданство, полюбил эту страну и очень гордился достижениями своих детей. В 1993 г. он стал первым в США латиноамериканцем, возглавившим местный Союз рабочих пищевой промышленности и розничной торговли. Но по мере того, как Рамирес делал свою карьеру, все рушилось у него на глазах. Все радости от собственных успехов меркли перед мрачной реальностью. Слушая историю жизни Рубена Рамиреса, я смотрел в окно автомобиля и видел одну и ту же душераздирающую картину: брошенные товарные склады, мясокомбинаты, свалки, трущобы и автостоянки там, где прежде были заводы.

Место, где было сконцентрировано столько рабочей силы и капитала, практически исчезло, остались только руины. В мясоперерабатывающей индустрии в прежние времена было занято 40 тыс. человек, к 2000 г. – едва ли 2 тыс.{400} 95 % рабочих мест пропало. Последний мясокомбинат Чикаго закрылся в 1970 г. К началу нового века здесь осталось только одно предприятие – завод по переработке свинины. Плюс еще горстка мясоперерабатывающих компаний, производящих бекон, сосиски, гамбургеры и кошерные продукты. Когда заводы закрылись, вместе с ними исчезла и душа этого места.