Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думаю, есть два пути думать об этом, один из них – взглянуть на завоеванные провинции. Под углом зрения Константинополя, ключевой вопрос – принесли ли эти войны достаточный доход, чтобы довольно долго покрывать расходы их на изначальное завоевание и последующую оборону. Быстро обежав их – и опять-таки, разумеется, мы должны придерживаться качественного, а не количественного подхода, – ответ окажется неоднозначным. Сицилия, без сомнения, стоила того, чтобы за нее воевать. В противовес своей роли в современном Итальянском государстве в древнем и средневековом мире Сицилия была большим выигрышем: король Англии Генрих III в XIII в. практически довел себя до банкротства, пытаясь наложить на нее свои цепкие лапки. Юстиниан, напротив, получил Сицилию практически даром, и Восточная Римская империя удерживала ее без проблем до 650-х гг., когда начались первые набеги арабов, а затем с гораздо большими затратами – до IX в. К этому времени остров, вероятно, более чем окупился. Полагаю, что то же самое справедливо и в отношении Северной Африки. Там затраты были выше, и могло показаться, что в конечном счете византийским сборщикам налогов предоставили несколько меньшую территорию, чем имели их предшественники из Западной Римской империи. Она также гораздо раньше попала в руки арабов. Потеря Карфагена в 690-х гг. ознаменовала фактический конец византийского владычества. Тем не менее основная часть завоеванной североафриканской территории находилась в руках Византии к этому времени уже 150 лет, что являлось более чем достаточным для того, чтобы окупились все затраты на ее завоевание. Действительно, в конце VI и начале VII в. ось Сицилия – Северная Африка была достаточно богата, чтобы обеспечить политическую базу, с которой команда отца и сына Гераклиев (подробнее о них чуть позже) захватит всю империю.
Не все так просто с Италией. Ее удивительно большие территории оставались частью Восточной Римской империи на протяжении очень долгого времени и, как мы видели, продемонстрировали гораздо больше археологических признаков экономического благоденствия, чем те, которые в нее не вошли. Значительным анклавом вокруг Равенны вместе с Римом и большей частью Центральной и Южной Италии правили напрямую из Константинополя до VIII в. В тот момент Равенна была утрачена, а Рим вышел из-под его непосредственной власти. Но об этом будет рассказано в главе 7. Южная часть полуострова оставалась прочно под властью Восточной Римской империи еще двести лет после этого, а отдельные общины – даже еще дольше. Захват Велизарием Неаполя, таким образом, ознаменовал лучшую часть пятисотлетнего правления Восточной Римской империи в Южной Италии, так что нетрудно сделать вывод о том, что затраты на завоевание были возмещены к X в.[164] Гораздо более заметна, чем эти примеры продолжительности владычества Византии, самая быстрая потеря большей части Северной Италии и двух центральных горных герцогств со столицами в Беневенто и Сполето сразу же после смерти Юстиниана. В 568 г. лангобарды ушли с земель, которые они занимали на Среднем Дунае на протяжении трех поколений, и двинулись в Северную Италию, где Нарсес, как мы уже видели, только-только подавил последние проявления независимости готов, что помешало престарелому полководцу уйти в отставку. Эта внезапная опустошительная потеря явно провалила подсчет затрат и прибылей, который вели в Константинополе в отношении ценности завоеваний Юстиниана в Италии. Для историков это тоже стало началом более общей дискуссии о том, что какими бы краткосрочными ни являлись успехи завоеваний Юстиниана, они породили в большей или меньшей степени фатальный прецедент чрезмерно растянувшейся империи. Ведь нельзя было удержать не только всю Италию; за сорок лет после смерти Юстиниана произошла серия крупных потерь центральных районов налоговой базы на Ближнем и Среднем Востоке, которая изменила характер Византийского государства навсегда. Насколько хорош прецедент, если эти потери представляют собой долгосрочные последствия чрезмерно растянутой империи Юстиниана?
О слонах и ложах
В 583 г. из Константинополя туда и обратно сновали посольства к правящему хану Аварского союза. Восточные римляне и авары на тот момент жили мирно, и в ходе этих контактов хан потребовал дипломатических подарков от императора – слона, золотое ложе и в довершение всего огромную сумму наличными. Об этом безо всяких комментариев сообщает восточно-римский историк Теофилакт Симокатта (очаровательно, его фамилия означает «одноглазый кот»). Авары были степными кочевниками, которые лишь недавно появились в Западной Евразии с окраин Китая, никогда не видели слонов и, вероятно, едва ли слышали о них. Что касается слона и ложа, то дело в том, что аварский хан и его советники, прежде всего, пытались придумать что-то такое, чего константинопольские власти не могли им дать, чтобы наглядно продемонстрировать пределы власти императора. Когда римляне доставили слона, авары выбрали золотое ложе как самый неосуществимый дипломатический дар, какой они только могли придумать. Когда появилось и ложе, оно стало поводом для проявления пренебрежения, и прелюдией к выдвижению невыполнимого требования – денег, – которое, как они знали, привело бы к войне. Вся канитель с требованиями замысловатых даров, а затем отказами от них была дипломатической уловкой, придуманной для того, чтобы показать превосходство аваров, а затем прервать существовавшее состояние мира[165]. Если отставить в сторону сюрреалистические моменты этой истории, то она в конечном итоге приведет нас к ответу на вопрос, почему Восточная Римская империя сочла больше невозможным удерживать итальянские территории после смерти Юстиниана.
Авары не входили в имперские расчеты до последнего десятилетия правления Юстиниана – к тому времени последние угольки сопротивления готов были уже потушены, а войны Иоанна Троглиты умиротворили ситуацию в Северной Африке. Их первое посольство прибыло в Константинополь в 558 г. и, как сообщает историк Менандр Протектор, повело себя несколько угрожающе, что было характерно для кочевых племен в середине первого тысячелетия:
«Некий Кандик… был выбран первым посланником аваров. И когда он прибыл во дворец, он сказал императору о появлении величайшего и самого могущественного из племен. Авары непобедимы и могут легко сокрушить и уничтожить всех, кто стоит на их пути. Император должен заключить с ними союз и получить их эффективную защиту. Но они будут благосклонны лишь в обмен на ценные подарки, ежегодную плату и очень плодородные земли для заселения».
Для кочевников того времени реальность была более прозаична. Хорошие деньги за то, что они на самом деле являлись беженцами, стремившимися убраться с пути западных тюрок, которые действительно были доминирующей силой в степи в середине VI в. и звезда которых бодро всходила в тот момент, когда авары – теперь обитавшие на периферии Черного моря – послали Кандика и свою визитную карточку в Константинополь. А убраться с пути западных тюрок было действительно хорошей идеей. Западные тюрки образовали первую известную в истории степную сверхдержаву. Аттила был достаточно жесток, но, хотя его часто сравнивают с великими монгольскими завоевателями вроде Чингисхана и Хубилай-хана, его завоевания на самом деле не были масштабными и ограничивались Центральной и Юго-Восточной Европой. Сила знаменитых сюнну (или хунну), которые так допекали императоров династии Цинь, что они построили Великую Китайскую стену, тоже ограничивалась северными окраинами Китая. Однако западные тюрки установили свою власть с монгольским размахом, перешагнув Евразию от Китая до восточных подступов к Европе[166].