Новая Зона. В рай без очереди - Сергей Клочков

На северо-востоке появилась едва заметная дымка, похожая на прозрачное облако. Дымка на глазах посинела, затем подернулась переливами нежнейшего перламутра, светящегося настолько слабо, что его с трудом можно было рассмотреть на фоне черного неба. И легкий такой писк в ушах, и словно теплой водой их залило – кстати, и за сотню километров от Москвы у людей в ушах пищит, и, говорят, иногда даже «флэш-галлюцинации» бывают у особенно чувствительных граждан, подташнивает или голова болеть начинает. Уж не знаю почему, но из всех знакомых старателей, которых, правда, было немного, я один спокойно переносил Прилив даже в Зоне – никаких проблем со здоровьем до сих пор не наблюдалось. Хоть и стращали вояки, что, мол, сдохну, я просто пережидал Прилив, лежа где-нибудь в кустиках, намахнув предварительно грамм пятьдесят согревающего. Да, чуть паршиво, голова побаливает, писк этот, в животе булькает и урчит, но только и всего. Киря Космонавт, с которым как-то вместе до Текстильщиков ходили, тот прямо аж кончался, вырвало бедолагу, слезы в два ручья, и потом знобило его нешуточно, хотя мне ну вот совсем ничего в первый раз не было, даже в ушах не пищало. Да и вообще, если бы от Приливов сталкеры кончались, об этом наверняка было бы известно. Единственная засада в том, что после волн аномальных энергий на безопасных тропинках зачастую «очаги» появлялись, а из Города какая-нибудь новая, не всегда безопасная живность выползала. Или, что чаще, не совсем живность даже…

Над Городом померцало еще немного, словно от молний далекой грозы, причем высоковольтные разряды в Москве действительно не редкость, целые «сухие грозы» при ясном небе случаются. Видел я как-то молнию, прямо из земли в небо шарахнувшую, – натурально такое белое дерево над домами секунды три висело, а от грома в соседнем супермаркете остатки стекол на землю посыпались. Может, и во время Приливов разряды случаются… ага. Стих настырный не то вой, не то телефонный писк где-то в середине головы настолько резко, словно его рубильником выключили. Сел в машину, зевнул – выспаться бы, почти сутки на ногах, – и, не особенно торопясь, поехал дальше, не выжимая больше восьмидесяти. К Ботанику прибыл уже далеко за полночь и, едва смыв грязь и пот под холодным душем, просто нырнул в сон, проигнорировав яичницу с салом и кружку крепкого чая.

* * *

– Ну, давай уже, поднимайся. Тут тебе не ночлежка для всякого сброда, а приличная квартира. Харе дрыхнуть, а то морда большая вырастет. – Я почувствовал ощутимый пинок. – Да и остынет все. Блин, знал бы, на что подписываюсь, черта бы лысого тебя на порог пустил. Вставай, лишенец!

– Слушай… будь настоящим другом… отвали до половины одиннадцатого. – Я с раздражением отвернулся к стене, до этого вслепую отмахнувшись от очередного пинка. – А то встану и очки твои ботанические разрушу… блин, сутки не спишь, на них работаешь, а они…

– Полпервого, Ланс. Заказчики через двадцать минут будут.

– Ну… – Я не без труда поднялся и, протерев глаза, уставился на будильник. – Ч-черт… я что, звонка не слышал?

– Слышал. Лапой своей по будильнику треснул, причем моему, заметь, будильнику, и дальше массу топтать. – Ботаник хмыкнул. – Вставай быстрее, кофе стынет, картошку холодную жрать тоже мало удовольствия.

– Из тебя, Бот, офигенная жена бы получилась. Не будь я традиционных вкусов, завтра же за кольцом бы поехали.

– Ах ты сволочь… – Ботаник снял тапок, тяжелый такой шлепанец с резиновой подошвой, и с хорошим замахом отправил его мне в лоб. Я не без труда увернулся. – Вот хрен тебе тертый в следующий раз, а не завтрак. Сам все слопаю, а над тобой голодным смеяться буду. Зар-раза… В порядок себя приведи. Заказчики интеллигентные.

– Слышь, Бот, а я ведь только альбомы нашел. – Подтянув рюкзак, выложил на журнальный столик шесть тяжелых толстых альбомов в матерчатых обложках, от которых пахнуло слабым душком книжной пыли. – Ни орденов, ни ценностей. Как думаешь, пролетим?

– Скверно. – Ботаник присел на диван и в задумчивости почесал подбородок. – Скверно, Слава. И отчего так? Не нашел, что ли?

– Квартиру прочесали до меня. Вот глянь…

Бот полистал сохраненные фотографии, вздохнул и вернул «мыльницу».

– Хорошо хоть догадался зафиксировать. Но, как ни крути, заказ не сделан в полной мере. Однако, репутация…

– Ботан, я понимаю. Но, ч-черт, от меня ну ровным счетом ничего не зависело.

– Понимаю. Ладно, не парься… похоже, пришли. Давай одевайся по-быстрому, и… причешись хотя бы.

Старушки-сестры и племянник, все так же мнущий в руках старый берет, тихо вошли в комнату и, отказавшись присесть, аккуратно забрали у меня альбомы.

– Молодой человек… это… это все? – Виолетта Владимировна непонимающе взглянула на меня, после чего быстро переглянулась с сестрой.

– К сожалению, да. Квартира была вскрыта, воры… вот смотрите.

Старушка едва взглянула на фотоаппарат, и ее губы поджались, а плечи заметно опустились. Ее сестра, молча вынув из сумочки платок, прижала его к лицу и быстро вышла. На скулах Павла Михайловича появились желваки.

– Паша, выйди, – тихо, но очень твердо приказала Виолетта Владимировна.

– Но, тетя, я…

– Ты не расслышал? – В голосе Виолетты появился неприятный холодок.

– Да… да, конечно. – Павел, нервно сжав многострадальный головной убор, быстрым шагом вышел из квартиры. Установилось неловкое молчание. Старушка внимательно рассматривала перстень на своем пальце, а я просто ждал, отмечая про себя, что как-то неприятно все вышло, не так…

– Молодой человек… Вячеслав, верно?.. Я все прекрасно понимаю. Ордена брата не имеют… высокой рыночной стоимости. Вряд ли вы их сможете выгодно продать.

Я настолько удивился, что даже не нашелся с ответом.

– И ценности прабабушки… они, конечно, значительно дороже по деньгам… но все равно сумма будет небольшой…

– Постойте. Я что-то вас не очень хорошо понимаю.

– Понимаете, Слава. Да, вы все прекрасно поняли. Давайте не будем лгать друг другу. Я тоже понимаю… все реалии нынешнего времени. Как и договаривались, я должна была вам за работу – всю работу – семьдесят тысяч. За альбомы больше десяти дать я не смогу, вы же понимаете.

– Э-э…

– За ордена я выплачу вам пятьдесят. И сто тысяч – за украшения. Как вам такие условия?

И презрение во взгляде Виолетты Владимировны. Холодное, спокойное, уверенное такое презрение, поджатые в нитку губы. И натурально так холодком повеяло от старушки, и смотрит на меня так, словно я какой-то поганый жук, по недоразумению забравшийся в тарелку с супом.

– В любом случае я вам гарантирую, что это лучшая цена, которую вы сможете найти.

И у меня вдруг потемнело в глазах. Посмотрел я на две красноватые бумажки, что сунули в руку, две по пять тысяч, смял их и бросил на столик, под руки Виолетты Владимировны. Купюры, отскочив от столешницы, зашуршали по паркету – видно, зарядил я ими от души. Хотел еще сказать, чтобы убиралась, но язык словно пристал к небу, и я, поднявшись, быстрым шагом подошел к двери, раскрыл ее. Не глядя, подождал, пока заказчики все тем же тихим шагом не вышли из квартиры, запер ее и вернулся в комнату. На душе стало погано так, что хоть вой.