Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский

— Да, работа у вас… — сказала врач, делая последние записи в истории болезни. — Наверное, людей в тюрьму сажать — не такое легкое дело.

— Ну, — сказал Виктор Викторович и погладил усы, — закон есть закон… Должен же кто-то и преступников судить, мы же в государстве живем, знаете ли уж.

— Конечно, — поддержала беседу главврач.

— Хотя в Москве это действительно нервно как-то. Вот в Саратове я работал судьей, процессы самые наисложнейшие вел, а было спокойнее. А как перевели в Москву, так и началось. Не знаю, зачем я согласился…

— Ничего, — сказала главврач. — Вы только не нервничайте. Вы когда на работу?

— Да у меня уже в следующий понедельник процесс начинается. — сказал Виктор Викторович. — Но это будет такое дело, без садизма, слава тебе, господи. Да еще с присяжными — на мне ответственности меньше, они решают…

Четверг, 8 июня, 20.00

Мурату Исмаиловичу, которого Ри про себя называла для ясности Хаджи-Муратом, было уже за пятьдесят, но выглядел он просто великолепно. В шортах и тенниске, в голубой повязке, покрывающей лоб и оставляющей непокрытым седоватый бобрик, он, тем не менее, был одет словно к ужину, говорил тихо, с улыбкой и неизменно доброжелательно. Даже когда Ри ради интереса, показывая ему, как надо держать ракетку, коснулась грудью его плеча, она почувствовала, как напряглись все его мышцы, но лицо сохранило ту же мягкую улыбку.

— О, да-да, извините, Марина. Вот так? Я буду делать, как вы говорите, — Он не очень ловко ударил по мячу, а во второй раз, когда мяч отскочил от стенки, он по нему все-таки промазал и сказал на этот раз как будто с досадой: — Нет, чемпиона по теннису из меня уже не получится, поздновато мы с вами начали, Марина.

— Ну что вы! — сказала Ри. — Я ведь даже не знаю, сколько вам лет, но для… для сорока пяти, да?., форма у вас просто супер! На тренажерах вы все делаете тип-топ, да и в теннисе, если вы мне не заливаете и в самом деле первый раз в жизни взяли в руки ракетку, ну, у вас, значит, все еще впереди.

— У нас! — мягко, без хамства поправил ее Хаджи-Мурат, — Только с вами и только ради вас. Вы не обидитесь, если я угощу вас после тренировки стаканчиком пива?

— У меня еще занятия, — сказала Ри, чуть поколебавшись, и поглядела в ту сторону, где за стеклянной стеной тренажерного зала вела занятия Регина, ее подружка.

— Ну, тогда просто кофе или воды, — сказал он, снимая со лба повязку и вытирая мягким полотенцем такое же мягкое, как казалось, лицо, которое, впрочем, нисколько и не было вспотевшим, — Можно же здесь, в кафе на улице.

— Это у нас не приветствуется, — сказала Ри, — Я тренер. Так сказать, персонал.

— Ну да! — сказал он, засмеявшись, — Какой же вы персонал, если тут половина акций принадлежит вашему мужу. Кстати, если вы беспокоитесь, что ему расскажут, то он не обидится, вы просто назовите имя, он меня знает.

— А вы тоже что-то слишком много знаете, — задумчиво сказала Ри. — Ну хорошо, стакан сока со льдом я бы, пожалуй, выпила. Я подожду вас.

Она повернулась и пошла к веранде открытого кафе. Хаджи-Мурат еще раз вытер лицо и проводил ее взглядом — на этот раз он любовался ее ногами не таясь.

Через минуту он уже шел в чистой рубашке к столику, за которым она тянула сквозь соломинку свой апельсиновый сок.

— Я же адвокат, — сказал он, отодвигая кресло, так, как будто разговор и не прерывался, — мне полагается много знать, но не всем и не обо всем рассказывать. А вы, Марина, чем занимаетесь, кроме тенниса?

— Да так… — сказала Ри, не найдя, как сразу ответить.

— А! — сказал он, как мог уважительно и еще раз удивился, какой идеальной формы, что-то среднее между Востоком и Западом, у нее глаза. — Вы профессиональная теннисистка?

— Ну что вы! Для того чтобы войти в профессиональный теннис, надо им заниматься с пеленок. А мы с мужем из Алма-Аты, он там занимался борьбой, а я — гимнастикой, там тогда еще ни про какой теннис никто и не слышал.

— Вы из Алма-Аты? — искренне обрадовался Хаджи-Мурат, — В вас, наверное, есть какая-то восточная кровь, поэтому и глаза такие, удивительные глаза. К тому же мы земляки. Я родился в Казахстане, родителей туда выслали; потом я учился в Алма-Ате. При советской власти, давно. А вы сами давно там были?

— А вы что, чеченец? — нашла что спросить Ри, которой почему-то не хотелось сейчас вспоминать про Алма-Ату. Потом она сообразила, что так спрашивать, наверное, невежливо, и решила поправиться: — Вы юрист?

— Нет, я не чеченец, я балкарец, это не совсем одно и то же. И я юрист. А у вас вопрос какой-нибудь? Буду счастлив вам помочь.

— Да нет, ничего особенного. Просто я хотела спросить. Я тут повестку получила, меня приглашают в присяжные. Вот я и думаю, идти или нет?

— Ну что вы, — засмеялся Хаджи-Мурат, — Там одни только пенсионеры да безработные. Выбросьте повестку, и все, ничего вам не будет. Зачем это вам?

— А можно, мне сказали, днем в суде сидеть, а вечером я могу сюда приходить и заниматься, — сказала Ри. — Сюда же все только вечером приходят. Или в выходные. Я, собственно, просто так тут работаю, меня никто не заставляет.

— Да зачем вам в присяжные? — с удивлением повторил он свой вопрос.

— Не знаю, — сказала она, помешивая соломинкой в полупустом стакане с соком почти уже растаявший кубик льда. — Может, я на юридический буду поступать. Надо же чем-то в жизни заниматься. Да и просто мне все надоело. Понимаете? Надоело мне это все.

— А! — сказал Хаджи-Мурат и посмотрел на нее внимательнее. — Тогда конечно. На юридический — это я вам помогу. И в присяжные — почему же, если только там не очень долго. А что там за дело? Ах да, вы еще не знаете. Вы мне обязательно сразу же расскажите, как узнаете, я проверю, что за дело, чтобы вам там не застрять. Я сейчас визитку принесу, они у меня в пиджаке в раздевалке. — Он отодвинул стул.

— Не стоит, — сказала она, переменив тон. — Вы же и так через день сюда ходите. Я вам расскажу, как придете в следующий раз.

Пятница, 16 июня, 17.00

С учетом того, что им теперь придется встречаться частенько, подполковник Олег Тульский выбрал для встречи с бывшим Майором Зябликовым пивной бар недалеко от суда. Ничего не могло быть подозрительного в том, что два однополчанина, ветерана чеченской кампании, иногда встречаются, чтобы попить пива. Да и пиво Тульский любил, и в последнее время не только пиво. Кстати, Игоря Зябликова он тоже любил совершенно искренне. Чтобы как-то выразить это, он то и дело заботливо пододвигал к другу по столу то кружку с пивом, то тарелку с креветками. Зябликов от этого дергался, но ничего не говорил. Негнущуюся ногу он вытягивал в сторону и был вообще немножко деревянный, не в своей тарелке.

— Значит, смотри: на фирме я с генералом договорился, зарплату тебе сохраняют, в суде тоже средний заработок, ну и я добавлю, может, чуток.