Выпускник. Журналист - Мэт Купцов

class="p1">— Или кухню тоже не узнаешь? — строго спрашивает она, раздосадованная моим состоянием. — Твоему отцу дали эту двухкомнатную квартиру — хрущевку. До этого мы жили в бараке, там было просторно, но все удобства во дворе. И общая баня была строго по воскресеньям. А тут хоть и смежный санузел, но мыться можно, сколько угодно. И тебе всегда это нравилось.

— Я тороплюсь, — смотрю на часы с кукушкой, висящие на стене. Стрелка неумолимо приближается к восьми.

— Куда ты торопишься? Сегодня в школу не пойдешь. Я записку напишу. Возможно, ты сотрясение головного мозга получил.

— Отлежаться, — отличная идея, — говорю я. Про себя думаю о том, что неплохо КТ головного мозга сделать, но не могу вспомнить был ли томограф в столичных больницах в семьдесят шестом.

Черт! Вот бы сюда интернет — я бы изучил этот чертов год вдоль и поперек. А так гадай как на кофейной гуще.

Устраиваюсь за столом. Комфортно, однако.

Никто тебя не толкает, не шпыняет со словами «Папа, принеси то, подай это». Мы с женой Маринкой и двумя сыновьями всю жизнь прожили в двушке, которая досталась мне от отца. Сыновья уже женились, один переехал в однушку, за которую мы всей семьей гасим ипотеку, а второй с семьей живет с нами.

О чем это я?

Теперь в нашей с Маринкой квартире места стало больше — меня же больше с ними нет.

Не хочу о грустном. Пацаны у меня башковитые, я их нормальными мужиками воспитал, так что могу положиться на них.

А мне надо ценить тот шанс, что дали.

Возвращаюсь в реальность.

Передо мной в тарелке рисовая каша. На удивление очень вкусная. Беру ломоть свежевыпеченного хлеба, густо намазанного сливочным маслом.

Офигеть. Отвал башки.

Обалденный давно забытый вкус.

В эмалированной кастрюльке с облупившимся краями плавают три жирных безумно аппетитных сардельки, и я жадно поглощаю их взглядом. Понятное дело, что сардельки три и нас трое, но бабушка с мамой делят между собой одну пополам. А мне достаются целых две!

— Никогда не ел ничего вкуснее, — бормочу я.

Быстро справившись с завтраком, поднимаюсь с места.

— Спасибо, пойду полежу.

В комнате падаю на диван. Хорошо — то как.

Внезапно вспоминаю бабушкину квартиру, где в детстве проводил каникулы. Обстановка здесь сильно напоминает её дом. Только здесь нет телевизора, а на тумбочке стоит огромный радиоприемник.

Залипаю на календаре, и у меня в голове звучит набатом именно один вопрос: — Почему меня загнали именно в семьдесят шестой?

Может, потому, что Макару Сомову нужна помощь, и кто — то там в небесной канцелярии решил сделать из меня его заступника?

Всё равно моя песенка была спета, так почему бы и не попробовать?

Как по мне, так лучше драться, чем в пятьдесят лет отправляться черт — те куда на небо. Еще неизвестно, в рай тебя определят или в ад.

Тяжело выдохнув, поднимаюсь, подхожу к окну, отдергиваю шторы. Натыкаюсь на дверь, открываю и выхожу на балкон. Висну на перилах, смотрю вниз.

Во дворе дети играют в классики, женщины в цветастых платьях идут с сетками для продуктов. Барышни такие все красивые, стройные с аппетитными формами. Мда, в прошлом женщины были сплошь и поголовно стройняшками, потому, что двигались много, и еда была настоящей, без всяких — разных заменителей.

Мой взгляд царапнул стоянку. Машины — старые «Копейки», запорожцы, москвичи выстроились в рядок. Кроме сожаления и ностальгии ничего я к ним не почувствовал. Конечно, у меня тоже авто не самое дорогое, но хотя бы не нужно аккумулятор домой на ночь тащить в мороз.

Слышу звонят в дверь. Иду открывать. На пороге — девушка блондинка. Стройная, миловидная.

Улыбается и хлопает густо накрашенными ресницами.

— Макар, я к тебе, — рвется войти в квартиру.

Ух ты. А Сомов — то нарасхват.

Не спешу, стою в проеме двери, упираясь руками в косяк. Куда мне спешить? Насколько я понял, от баб здесь одни неприятности.

Впрочем, с этим всё как обычно, у нас там в двадцать четвертом тоже работает этот девиз «баба на корабле — к беде».

— Ты кто? — спрашиваю я.

— Сом, ты чего? Своих не узнаешь? — недоумевает она.

— А с чего я должен тебя узнавать? Меня машина вчера сбила, ударился головой об асфальт. Частичная потеря памяти. Так что в моих файлах тебя нет.

— В каких еще файлах? — перепугано спрашивает девушка.

— В файлах памяти.

Она недовольно морщит нос.

— Я — Света Горшкова, из соседней квартиры.

Освобождаю дверной проем, пропуская ее в квартиру.

Красотка дерзкая, прямиком идет на мой балкон. Следую за ней по пятам.

— Ну, давай рассказывай, — говорю я, хмуро сдвинув брови на переносице.

Горшкова растеряно хлопает глазами.

Рассчитывала на прежнего Сома. А он теперь совсем другой человек. И по жизни ему нравятся брюнетки. И как минимум, барышни без хвоста проблем, как у этой.

— Ладно, Света, забей. Говори, почему Коваль выкатил претензии в твой адрес? Может стоит рассказать все Лёне?

Улыбка мгновенно сползает с лица Горшковой. Она хмурится и опускается бессильно на табурет, за которым стоит большой эмалированный бак, от которого разит чем — то кислым.

То ли бражка, то ли квашенная капуста. Я еще не проверил.

— Макар, я тебе уже говорила, я не могу ничего сказать Лёне. Он из интеллигентной семьи, сразу бросит меня.

Света шмыгает носом и смахивает слезы с лица.

— Леня — это моя путевка в новую жизнь, — закатывает она глаза к небу. — Сам знаешь, мне не поступить ни в один вуз. Ты мне что предлагаешь — идти на фабрику работать?

Блондинка обиженно поджимает розовые губки, морщит недовольно курносый носик, отворачивается.

— Не бойся, выручу в последний раз, — строго говорю я. — Так что у тебя там с Ковалем приключилось?

Света бледнеет, оглядывается по сторонам, будто кто — то может нас услышать.

— Гришка проходу мне не давал весь год, — тихо говорит она. — Ну, я и согласилась с ним встречаться. Но он такой борзый, что меня хватило только на месяц. Коваль хотел от меня слишком многого. Ну сам понимаешь… — моргает глазами, сигналит мне, чтобы я понял, о чем точно идет речь. — А я не могу дать ему «это», я замуж хочу.

— Понятно, — тяну я. С горечью думаю о том, что неважно, какой год на дворе, где ты живешь — в Союзе или в другой стране, на уме у молодого парня всегда одно — красивая девушка.

Выталкиваю легонько надоедливую Горшкову из квартиры, сам тоже выхожу.

Пора уже осваиваться в городе. Не