Дознание в Риге - Николай Свечин

Вручать Лыкову денежные награды, столь желанные для других, было глупо: и так богач. Благодарности министра? Их у него уже полдюжины. Высочайшего благоволения сейчас, при новом государе, не допросишься, но их у Алексея и без того три. Получался тупик.

Между тем Лыков являлся очень удобным подчиненным. Он никогда не капризничал, не требовал особого к себе отношения. И всегда выполнял поручения. Начальство знало, что он засадит злодея за решетку любой ценой. Многим в министерстве методы Алексея казались жестокими и незаконными, особенно либералам и чистоплюям. Он не стеснялся выбить из преступника признание силой. Мог натравить арестованных друг на друга. Не задумываясь, фабриковал улики, если это помогало дознанию. Запугивал, шантажировал и ломал. Главное, что в тюрьму попадали настоящие виновники, а не те, кого было удобнее и легче засадить.

Надворный советник понимал свое положение и не роптал. Более того, с ведома начальства он сам готовил себе будущее место. Еще покойный Благово задумал реформу сыскной полиции. Общее руководство – вот чего ей не хватало. Каждое отделение работало самостоятельно, а департамент помогал лишь сведениями и картотекой. Лыков планировал создать в их ведомстве новое делопроизводство. Оно должно было заниматься уголовным сыском и координировать деятельность провинциальных отделений. Во главе делопроизводства он, естественно, видел только себя.

Руководители министерства понимали необходимость реформы и поддерживали Лыкова. Но финансовые соображения, как всегда, брали верх. Соответствующие департаменты Сената упрямились, Витте тоже. Между тем рост уголовной преступности бил рекорды. Страна быстро криминализировалась. Юг России, Кавказ, все три столицы[7] захлестывали грабежи. Кражи сделались повседневны, и сильно выросло число покушений на жизнь. В полицейских сводках стали встречаться происшествия, вчера еще немыслимые.

Взять хотя бы нынешний девяносто восьмой. Год только начался, а уже такое… Вот случай в тихом Курске. В ночь с 7 на 8 марта неизвестные заложили разрывную бомбу в собор Знаменского монастыря. Он славен чудотворной иконой Знамения Пресвятой Богородицы. Аккурат под образ и сунули динамит! Что за люди такие? Видимо, злоумышленники хотели устроить взрыв во время всенощного торжественного бдения. А когда поднимется паника, под шумок пограбить. По счастью, расчет не оправдался, и бомба рванула в час ночи, когда собор пустовал, – иначе жертв было бы не счесть.

А в Варшаве только что! Наступила весна, и соскучившиеся горожане валом повалили на Саску Кемпу. Это дачная местность по правому берегу Вислы, вся уставленная летними ресторанами. Компания из восемнадцати мужчин и двадцати двух дам отправилась на пикник. Сняли зал в увеселительном заведении «Прадо» и начали танцевать. Но вскоре ввалились двое неизвестных. Мужчины быстро их вывели, однако возникло подозрение, что это были разведчики и на компанию готовится нападение. Дам отправили на второй этаж, а джентльмены стали баррикадировать двери. Действительно, явилась банда в три десятка головорезов! И пошла на штурм «Прадо». Завязался настоящий бой. Нападавшие окрыли стрельбу из револьверов и взялись за ножи. Среди гуляк тоже обнаружились люди с оружием. Осада ресторана длилась два часа. В итоге бандиты все же отступили. Среди оборонявшихся трое получили ножевые ранения. А полиция так и не пришла.

Даже в Петербурге дела шли все хуже и хуже. 31 марта сумасшедший застрелил городового, стоявшего на посту у ворот градоначальства. А на Пасху город потряс ряд неимоверно дерзких краж. Громилы проникали в магазины через соседние помещения, разбирая стены. Поскольку из-за праздников никто не работал, они спокойно жили там двое суток. Пили, ели и справляли нужду. Высверливали замки несгораемых шкапов, шарили в витринах… Так обчистили знаменитое меховое ателье Зиновьева и магазин «Александрия» на Невском. А в меняльной лавке Кутузова, что в Гостином дворе, взяли больше ста тысяч рублей. И это в центре столицы, никого не стесняясь. Вершиной воровского мастерства стало похищение из кабинета пристава первого участка Московской части шкатулки с шестнадцатью тысячами рублей. Пристава обчистили в собственном участке! А в Киеве что творится? А в Одессе?

Результатом наработок Лыкова стал доклад, в котором он предлагал резко увеличить число сыскных отделений в России. Сейчас их не более десятка, и половина – внештатные. То есть созданы из чинов наружной полиции. Надворный советник рекомендовал открыть отделения во всех крупных городах, разбив их на разряды в зависимости от числа населения и от криминальной обстановки. А руководство отделениями возложить на то самое будущее делопроизводство Департамента полиции.

Горемыкин изучил доклад Лыкова, прозондировал почву в Министерстве финансов и наложил резолюцию: «Пока преждевременно». Алексей не обиделся. Что поделать? Начальство не понимает, что играет с огнем. И будет суетиться потом, второпях, когда все вокруг запылает синим пламенем. Так повелось на Руси. Придется ждать пожара.

Командированный поехал домой, а на вокзал за билетом послал «красную шапку»[8]. На Моховой ему обрадовались. Дети кинулись на шею, Варвара встала в очередь… Пришлось огорчить жену сообщением, что ночью снова надо уезжать. Правда, на этот раз ненадолго, а потом все время будет ихнее.

Лыков заканчивал обед, когда из прихожей послышался знакомый баритон. Титус! Что случилось? Почему без предупреждения?

Яан Титус был старый друг и одновременно управляющий нефедьевским имением. Сейчас ему полагалось быть в Варнавинском уезде, сплавлять заготовленный за зиму лес. Если в такую пору он бросил все и приехал, стало быть, произошло нечто чрезвычайное.

Действительно, Титус вошел с хмурым лицом и начал без предисловий:

– Извини, я понимаю, что не вовремя. Однако ничего не поделаешь. Отпусти меня, пожалуйста, в Ригу.

– В Ригу?! Зачем?

– На похороны брата.

– У тебя есть брат? Ты никогда не говорил.

– Был. Теперь не есть, а был.

Титус вздохнул горестно и сел.

– Язеп его звали. Старше меня на три года.

– Как это случилось и когда?

Управляющий пожал плечами:

– Знаю лишь то, что в телеграмме. Умер три дня назад.

– Ты не успеешь на похороны!

– Я велел без меня не хоронить.

– Езжай, конечно. Сколько тебе потребуется времени?

– Да как зароют, так сразу и вернусь. Не бойся, Рукавицын продержится неделю без меня. По Ветлуге еще ледяная крошка идет.

Рукавицын, помощник управляющего, действительно был опытный лесопромышленник. До того как поступить на службу к Лыковым, он сам гонял плоты до Козмодемьянска. Справится. Времени еще много. Ветлуга неудобна для речников из-за своих перекатов. Лес по ней можно сплавлять лишь в мае, когда половодье. А сейчас только 20 апреля.