В интересах государства. Орден Надежды - Алекс Хай

Мустафин положил трубку на рычаг и как ни в чем не бывало вернулся к бумагам.

— Ожидайте, ваше сиятельство. Сейчас за вами придут.

“Зачем вы это делаете?” — обратился я к нему ментально. — “Пытаетесь мелко отомстить кому-то сверху за мой счет, зная, что я не смогу вам противостоять?”

Куратор оторвал взгляд от документов и взглянул на меня с нескрываемым презрением.

“Ты можешь попытаться мне противостоять, Михаил”.

“Но не стану. И вы это знаете”.

“Именно поэтому я делаю то, что делаю”, — отрезал куратор. — “Со временем ты все поймешь”.

Что за игру он затеял? Меня не отпускало ощущение, что Мустафин действительно помышлял чего-то добиться за мой счет. Но что ему было нужно? Раззадорить высшее руководство Аудиториума и вывести их из себя? Зачем?

Неужели хотел вынудить их совершить какое-нибудь нарушение устава и поймать на горячем, а я был лишь приманкой для этого? Черт его знает, но куратор точно мне чего-то не договаривал.

Ладно, решил играть — я подыграю. Мне уже не привыкать. Откровенно говоря, в Аудиториуме я только и занимался тем, что играл, подыгрывал, разыгрывал, переигрывал, совал нос не в свое дело и вообще занимался чем угодно, но только не учебой. Пока что у меня худо-бедно получалось вытягивать программу, благо большая часть занятий была посвящена прикладному применению силы.

И все же пропуск целой недели мне еще ой как аукнется…

В дверь кабинета постучали. Мустафин открыл было рот, чтобы разрешить войти, но гость решил не дожидаться дозволения и зашел сам.

— Я за узником, — лысый, словно яйцо, мужчина в мундире с шевронами сотрудника администрации скользнул по мне равнодушным взглядом и тут же направился к столу куратора. — Савва Ильич, приказ, пожалуйста.

Мустафин протянул ему документ. Лысый пробежался глазами по тексту и уставился на меня уже куда внимательнее.

— Соколов Михаил Николаевич… — он заметил герб моего рода с перечеркнутой полосой и усмехнулся. — Первый курс, первый семестр, а уже угодили в мои руки…

— С кем имею честь? — набравшись наглости, спросил я, но все же поднялся со стула в знак почтения.

— Давыдов Игорь Павлович, заместитель советника ректора по воспитательной работе. — Лысый сложил приказ в несколько раз и убрал во внутренний карман кителя. — Прошу за мной, Михаил Николаевич.

Кивнув куратору, он взмахнул рукой в сторону двери и тут же решительно направился к выходу. Я лишь напоследок встретился глазами с Мустафиным. Его взгляд был холоден, но было в его глазах что-то еще. Какая-то злость, направленная непонятно на что. Или на кого-то. Не нравилось мне все это, ой не нравилось.

Что же ты задумал, Савва Ильич? И почему расплачиваться за ваши интриги опять приходится мне? Карма у меня что ли такая?

Давыдов придержал для меня дверь, и, стоило мне выйти, тут же поймал меня за руку. Я даже не успел отреагировать — и на запястье в одну секунду оказался застегнут браслет. Выполненный из серебристого металла с чернением в виде змеи со светящимися колдовским светом глазами.

— Я, знаете ли, не любитель украшений, ваше благородие, — удивленно пялился я на браслет. — Соизволите разъяснить, что это и зачем оно на моей руке?

Давыдов усмехнулся.

— Меня предупреждали, что вы весьма дерзкий и порой язвительный юноша, Михаил Николаевич. Теперь вижу. Это устройство контроля за узниками карцера, ваше сиятельство. Сейчас оно в спящем режиме, но я активирую его, когда мы доберемся до ваших новых покоев.

Давыдов кивнул мне и направился к лестнице. Я поспешил за ним.

— И что же делает это устройство? — расспрашивал я на ходу.

Дело было даже не в том, что мне было полезно выяснить границы своей свободы. Видимо, от Ядвиги мне передался интерес к всевозможным затейливым артефактам. И хотя я не помышлял о работе в Лабораториуме, все же не мог отказать себе в удовольствии повертеть в руках очередную интересную зачарованную штуковину.

— А вы с какой целью интересуетесь? — покосился на меня лысый воспитатель.

— Исключительно с научной, — улыбнулся я. — Честное слово. Вот вам крест!

— Избавьте, избавьте!

Этот яйцеголовый воспитатель показался мне забавным. И выглядел очень уж безобидно для человека, вынужденного взаимодействовать с хулиганами и всякого рода проказниками. Невысокий, пухловатый — китель на его животе застегивался с трудом. Лицо гладкое с лоснящейся кожей, аккуратно подстриженная бородка…

Словом, на первый взгляд, с трудом верилось, что такой интеллигентный дяденька сможет справиться с каким-нибудь разбушевавшимся студентом.

Впрочем, внешность часто была обманчивой, особенно в стенах Аудиториума. Да и браслет он слишком уж ловко застегнул…

— Данный браслет поможет отследить ваше местоположение и доставит вам немало неудобств при попытке покинуть карцер раньше срока, — все же расщедрился на подробности Давыдов. — Вы не сможете его снять при всем желании. Если внимательно присмотритесь, то увидите, что замка у него нет и что он подстроился под ваш размер.

А ведь и правда. Змейка укусила себя за серебряный хвост, изобразив уроборос, но изнутри поверхность браслета ощущалась совершенно гладкой. И сидела эта вещица так плотно на запястье, что снять я ее не мог бы при всем желании.

— Намек понял, — отозвался я.

Впрочем, одна идейка, как избавиться от оков, у меня была. Правда, сперва следовало добраться до карцера. Пусть Мустафин думает, что все пошло по его плану. А там разберемся.

— К слову, я польщен, — сказал я, когда мы покинули Домашний корпус и направились к административному зданию. — Сам заместитель советника ректора пришел по мою душу и сопровождает в место заточения…

— Язык бы вам укоротить за скоморошество, ваше сиятельство, — хрустя туфлями по утоптанному снегу, отозвался Давыдов. — Это была просьба господина Мустафина. Он требовал, чтобы я лично проследил за вашим перемещением.

— Неужели боялся, что я сбегу? — улыбнулся я.

— А вы намерены?

— Отнюдь. Не хочу усугублять свое положение. Да и через ограду все равно перелезть не успею — у вас наверняка есть в запасе пара фокусов, что помешают мне сбежать.

Это, я, конечно, ему польстил. Но афишировать свой первый ранг перед незнакомцем не собирался. Одно из главных правил уличной драки, которому меня учил покойный старший брат — казаться слабее, чем ты есть на самом деле. Это не раз выручало и Петьку, и меня. А уж в Аудиториуме с его вечными интригами и подковерной возней я тем более следовал этому принципу.

Лысый воспитатель усмехнулся.

— Да, кое-какие средства, чтобы остановить вас, у меня имеются. И я не желал бы пускать их в ход. Тем не менее рад, что вы оказались благоразумны. Поторопимся же. Как у нас шутят, раньше сядешь — раньше выйдешь.