Узорчатая парча - Тэру Миямото

Накануне выписки из больницы Вы вдруг сами предложили мне развестись: «Я не вернусь ни в Короэн, ни в "Хосидзима кэнсэцу". У меня на это просто не хватит наглости», – сказали Вы и невесело улыбнулись. После чего в первый раз за все это время принесли мне свои извинения. Это было сделано в Вашей обычной резкой манере, и было видно, что приняв, наконец, решение, Вы даже почувствовали облегчение. Словно с Ваших плеч свалилась страшная тяжесть.

Я едва сдержалась, чтобы не выпалить: «Недавно к нам заходил отец Юкако Сэо. Так вы, оказывается, давно знакомы!» – и вместо этого с издевкой произнесла: «Да не тревожьтесь, я не стану осаждать Вас с вопросом выплаты компенсации!» Но тут же спросила: «Вы познакомились с ней в клубе квартала Гион?» Мне хотелось посмотреть на Вашу реакцию. Вы слегка кивнули и, глядя в окно, сказали: «Я был пьян и не помню, как было дело. Жизнь такая штука – никогда не знаешь, что может случиться». Потом мы вышли в больничный двор и погуляли под теплыми лучами настоящего весеннего солнца. Странно, но я была совершенно спокойной. Так бывает, когда смотришь на текущие струи воды с умиротворенной душой. И еще я думала о том, как счастливы мы были. Все было так безоблачно и безмятежно, пока не случилась эта ужасная трагедия. Да что же это такое?! Уж не привиделось ли мне все это во сне? – рассеянно думала я. И отчего это он собирается разводиться, а все равно притворяется, будто знать ничего не знает? Говорит, что был пьян… Ну, раз так, то и я притворюсь, будто знать ничего не знаю, – так думала я, гуляя рядом с Вами под еще голыми тополями.

Я до сих пор иногда спрашиваю себя: почему я тогда не попыталась расспросить Вас о том, что действительно было между Вами и той умершей женщиной? Тогда я сама себя толком не понимала, но теперь научилась немного лучше разбираться в собственных чувствах. Если выразить в двух словах, то тогда, накануне развода, мне отнюдь не хотелось зачеркнуть те годы, что мы прожили вместе. В глубине сердца еще теплилось некое подобие сочувствия, но ненависть к Вам была во сто крат сильнее. Она, словно змея, тугим кольцом свернулась в моей душе. И все это вместе взятое обостряло во мне ущемленное чувство достоинства и не позволяло расспрашивать или выказывать чувства. Возможно, мне хотелось убедить себя в том, что отношения с Юкако Сэо были не более чем преходящей, случайной связью, имевшей чисто физиологическую окраску. Иными словами, я не желала проигрывать той, пусть уже мертвой и незнакомой мне женщине.

В природе чувствовалось приближение весны, солнечные лучи сулили тепло. Во время прогулки Вы обмолвились, что после выписки из больницы намерены навестить дядю, – и больше не сказали ни слова. Вы вращали руками, останавливались, чтобы глубоко вздохнуть, сгибали ноги в коленях, словом, вели себя, как совершенно расслабившийся человек. Я же не раз вспоминала отца Юкако Сэо, его маленькую ссутулившуюся фигурку. Расставшись с Вами во внутреннем дворике больницы, я на электричке доехала до Кацуры, а потом пересела на поезд, следовавший до станции Умэда. В Умэде я направилась было к платформе электричек линии Хансин, намереваясь вернуться домой, но тут мне вдруг пришла в голову мысль зайти на работу к отцу, и я пошла по улице Мидосудзи к кварталу Ёдоябаси, где находилась его фирма. Сидя на диване в президентском кабинете, я поведала отцу о Вашем решении развестись. «Вот как?…» – протянул он – и больше ничего не добавил. Затем достал из портмоне пачку банкнот и положил передо мной. «Это тебе на мелкие расходы. Трать, как хочешь». Он слегка улыбнулся. Засовывая в сумочку деньги, я вдруг по-детски расплакалась в голос. То был единственный раз, когда я плакала из-за развода, но жгучие слезы все лились и лились, и казалось, что им не будет конца. Но я плакала не от грусти. На меня накатил панический ужас. Вот оно: началась полоса несчастий! Причем невезенье коснется не только меня, но и Вас. От этой мысли у меня леденела кровь.

Смешавшись с толпой торопившихся домой служащих, я шагала к станции электричек по окутанной лиловыми сумерками Мидосудзи, низко опустив голову, чтобы никто не видел мою распухшую от слез физиономию. В тот момент я осознала, что нам действительно следует развестись. Мне вдруг представилось, что человека, который никуда не собирается плыть, насильно сажают в лодку и отталкивают суденышко от пристани.

Спустя месяц Вы прислали бракоразводные бумаги, и я поставила на них свою подпись и печать.

У меня такое ощущение, что я хотела написать о чем-то ином. Вовсе не о таких пустяках. Однако я уже исписала целую стопку почтовой бумаги… Что же все-таки побудило меня взяться за перо? Наверное, чувство щемящей грусти, что охватило меня в ту ночь, когда я любовалась звездным небом над Садом георгинов. И еще то странное чувство, что оставил в моей душе Ваш печальный профиль… Вы и впрямь показались мне невыразимо печальным при нашей встрече в кабинке фуникулера. Даже после ранения, когда Вы еще лежали на больничной кровати, Вы выглядели не столь безрадостно и уныло. В Дзао же в Вас ощущалась неимоверная, чудовищная усталость, даже некое безразличие к жизни, глаза горели каким-то тайным, мрачным огнем. Это так потрясло меня, что несколько дней я не находила себе места, и в конце концов мне взбрела в голову эта нелепая мысль – написать Вам письмо. Долгие годы мы не поддерживали никаких отношений, и я гнала от себя мысль, что развод принес нам обоим только несчастья. Если это действительно так, то выходит, что дурные предчувствия, посетившие меня в кабинете отца, не были женской блажью. Это ведь из-за Вас – из-за того, что Вы расстались со мною, – я родила ребенка по имени Киётака. Я не знаю, какими словами можно было выразить весь тот ужас отчаяния, когда я узнала, что мой ребенок болен. Ему исполнился годик, а он все еще не умел сидеть, и мне подумалось: вот оно, началось! Дурной сон становится явью! И в этом несчастье я винила именно Вас! Ведь если бы не то кошмарное происшествие, не было бы никакого развода. Я родила бы от Вас нормального ребенка и жила бы спокойно и счастливо. Да, это все из-за Вас! По настоянию отца я вышла замуж за Соитиро Кацунуму, доцента университета, и родила от него сына Киётаку. Выходит, мой ребенок родился неполноценным потому, что из-за развода с Вами я вступила в брак с Соитиро Кацунумой! Я действительно думала так, и эта мысль гвоздем сидела в моей голове. Я возненавидела Вас. Проклинала последними словами. Вы, наверное, скажете, что я возвожу напраслину, обвиняю Вас Бог знает в чем, без малейших на то оснований. Но я на самом деле видела связь между уродством рожденного мною сына с Вашей изменой, с Вашей ветреностью, что привела к столь кровавой развязке. Со временем боль моя поутихла, я постепенно оправилась от шока, и на смену отчаянию и злости пришло новое чувство – чувство всепоглощающей материнской любви, решимость бороться за сына. Ненависть к Вам постепенно исчезла из сердца. Да и сам Ваш образ как-то поблек, забылся. Целых четыре года я ездила в специализированный ортопедический центр, держа на руках беспомощного Киётаку. Каждый день меня раздирали отчаяние и какая-то безумная надежда. Но вот ребенок с трудом, но научился становиться на ножки, – а я рыдала. Потом с трудом научился самостоятельно передвигаться, – а я по-прежнему плакала… К счастью, заболевание Киётаки протекает в относительно легкой форме, постепенно он выучился говорить, хотя и довольно косноязычно, начал ходить, опираясь на костыль. Его приняли в первый класс специальной школы для таких же неполноценных детей. Будущее моего ребенка озарилось слабым лучиком надежды, да и ко мне пришло хотя бы некое подобие счастья. Да, я стала считать себя в общем-то счастливой, хотя всегда можно на что-то посетовать.