Империализм от Ленина до Путина - Виктор Шапинов

США в те годы только с большой натяжкой могут быть отнесены к демократическим государствам – официальный антикоммунизм, неравноправие и ужасающая нищета негритянского меньшинства, антипрофсоюзное законодательство – все это больше походит на фашистские режимы Центральной Европы, чем на «чистую демократию». К тому же монополистический капитал США вовсе не так единодушно выступал за вступление в войну на стороне антифашистских сил – мощное профашистское лобби было нейтрализовано в США только после атаки японцев, союзников европейского фашизма, на Пирл-Харбор.

Кризис капитализма, который привел к Первой мировой войне, Великой депрессии, имел революционный вариант разрешения – Октябрьскую революцию и реакционный – фашизм. Иные варианты решения были возможны лишь для тех стран, которые тем или иным образом могли смягчить последствия кризиса – за счет эксплуатации колоний, как Британия, или экспортируя свои товары воюющим странам, как США. Идеология и практика режимов, реализующих реакционный вариант выхода из кризиса, поэтому могла быть только антикоммунистической, контрреволюционной.

Поэтому другого научного определения фашизма, кроме как открытой террористической диктатуры крупного капитала, опирающегося на мелкую буржуазию, диктатуры, которая уничтожает организованные формы рабочего движения, – быть не может. Фашизм первым делом уничтожает коммунистические и социалистические партии, профессиональные союзы.

Определяющей была роль коммунизма и в разгроме фашизма. Лишь благодаря участию Советского Союза, во Второй мировой войне победил «демократический» капитал с центром в США. Советский Союз выдержал удар ¾ германской армии на западе, а на востоке только разгром советскими войсками Квантунской группировки японской армии, оккупировавшей Китай, дал американцам решающий перевес.

Чтобы предотвратить конфликты, подобные Первой и Второй мировым войнам, капитал должен был реорганизоваться по-новому. Главной силой теперь становятся Соединенные Штаты. Еще в 1943 году, когда германские армии потерпели поражение под Сталинградом, в администрации Рузвельта начинает обсуждаться вопрос о послевоенном экономическом порядке.

Основные решения принимаются на конференции в Бреттон-Вудсе в июле 1944 года. Они заключаются в том, что после войны доллар США будет функционировать фактически как мировая валюта, а колониальные рынки будут открыты для конкуренции компаний разных стран. Эти меры сработали как нельзя лучше. Вместо нескольких центров концентрации со своими валютами (доллар, марка, иена, фунт), конкуренция которых неизбежно приводила к мировым войнам, создавалась иерархия центров накопления во главе с США, которые превращались в экономического и военного лидера и гаранта капиталистической мировой системы. Доступ к колониям со стороны монополий всех империалистических стран делал лишней борьбу за них военными средствами.

Переход лидерства в капиталистическом мире к США не был просто политическим решением, он закономерно определялся экономикой. В 1945 году США выпускали 45–50 % промышленной продукции капиталистического мира, их экономика, поднявшаяся за годы войны, не шла ни в какое сравнение с разрушенными войной экономиками Европы и Японии.

Но Вторая мировая война имела и другие последствия – революционные. Ее прямым итогом стала вторая волна социалистических революций, охвативших гигантские пространства и огромное население. Государственный аппарат буржуазии в Европе был фактически разрушен войной, поэтому не удивительно, что на территории, освобожденной Советским Союзом, появляются социалистические режимы, а на территориях, где после войны оказались армии США и Британии, был восстановлен капиталистический государственный аппарат.

Однако образование социалистических государств на востоке Европы не было простым экспортом советского государственного устройства, как это представляется официальной исторической наукой сегодня. Революции в Болгарии и Чехословакии лишь отчасти опирались на советскую военную помощь, а революции в Югославии и Албании и вовсе произошли без таковой. Наоборот, только вмешательство США и Британии, а также оппортунистическая позиция компартий спасли капитализм в Италии и Франции в первые годы после освобождения – военная сила и симпатии масс были на стороне коммунистов. Также только прямая интервенция английской армии предотвратила революцию в Греции.

Одним военно-политическим противодействием коммунизму дело не ограничилось. Те же монополии, что спонсировали фашистские режимы и оккупационные армии, теперь получали кредиты и инвестиции от Соединенных Штатов по плану Маршалла, фашистские чиновники садились в кресла новой «демократической» власти. Главный экономист Коминтерна Евгений Варга говорит о том, что коммунистическая революция в Европе тормозится возможностью экономической интервенции из Америки.

Победой коммунистической партии над буржуазной партией Гоминдан заканчивается гражданская война в Китае в 1949 году. Коммунисты побеждают в Корее и Северном Вьетнаме, правда, и там и там империализм тут же начинает контрреволюционные войны. Победа коммунистов в Малайе была предотвращена антикоммунистической резней, устроенной английской армией. Коммунистов Филиппин, возглавлявших антияпонское сопротивление, подавили при активном участии США. В то же время завоевать независимость удалось национальной буржуазии Индонезии, под руководством президента Сукарно, и Бирмы.

Революционная ситуация сложилась после мировой войны практически во всех оккупированных Японией и Германией странах, ей способствовали активность масс, участвовавших в движении Сопротивления, а также дискредитация буржуазии, сотрудничавшей с захватчиками и уничтожение в ходе войны буржуазного государственного аппарата.

Но, чтобы сдержать революцию и преодолеть собственные противоречия, капитализму нужно было произвести экономическую перестройку, прежде всего в Европе. Бреттон-вудские соглашения были лишь первой ласточкой. Переход к новой А-фазе «длинного» цикла требовал более фундаментальных изменений.

Специфика капитализма между двумя революционными волнами: после Первой и Второй мировых войн, оказала несомненное влияние на русскую революцию, которая оказалась замкнута в одной стране и ограничена таким образом в возможности своего развития. В критической литературе этот период называется периодом «сталинизма», хотя связывать этот период только с именем Сталина вряд ли корректно.

В истории господствует дурной стиль: рассматривать «сталинский» период развития советского общества, а шире – развития мировой революции – с точки зрения издержек классовой борьбы. Все ли жертвы и репрессии были оправданны? Все ли подсудимые на московских процессах были виновны? Эти вопросы могли решаться только исходя из конкретно-исторической ситуации того времени, и вся критика post factum просто бессмысленна. Конечно, с точки зрения более «спокойных» времен, то, что творилось при Сталине, недопустимо и неоправданно. Но становятся ли для нас сегодня менее значимыми итоги и идеалы Великой французской революции от того, что в ее ходе было срублено такое количество голов, в том числе и выдающихся, таких, как голова физика Лавуазье?