В доме веселья - Эдит Уортон

— По вкусу ли вам, не слишком крепко получилось? — заботливо спросила она, и он ответил с энтузиазмом, что никогда не пил такого вкусного чая.

— Осмелюсь сказать, что это правда, — откликнулась Лили, и ее воображение распалилось от мысли, что мистер Грайс, изведавший глубину самого утонченного сибаритства, возможно, впервые путешествует наедине с красивой женщиной.

Ее поразила мысль, соразмерная откровению, что она могла бы стать инструментом его инициации. Другие девушки не сумеют управлять им. Они принялись бы преувеличивать новизну приключения, пытаясь заставить его чувствовать себя изюминкой в пироге авантюры. Но методы Лили были более тонкими. Она вспомнила, что ее двоюродный брат Джек Степни когда-то определил мистера Грайса как молодого человека, обещавшего маме никогда не выходить на улицу в дождь без галош. Руководствуясь этой подсказкой, Лили решила придать сцене уютную домашнюю атмосферу, в надежде, что ее спутник не сочтет, будто совершает нечто неосмотрительное или непривычное, а станет думать о преимуществах путешествия с компаньоном, который всегда подаст ему чай в поезде.

Но несмотря на все ее усилия, беседа истощилась, когда поднос унесли, и ей пришлось отметить новые свидетельства ограниченности мистера Грайса. И дело не в том, что у него не было воображения, но он обладал ментальной склонностью не различать на вкус вагонный чай и нектар. Однако еще оставалась тема для беседы, на которую можно было положиться, последняя пружина, чтобы привести эту примитивную машину в действие. Лили пока не касалась ее, держа в запасе как последний ресурс и полагаясь на искусство возбуждать иные чувства, но по мере того, как устойчивое выражение скуки поползло по его честному лицу, она поняла, что пора прибегнуть к мерам чрезвычайным.

— Итак, — спросила она, склонившись к нему, — как поживает американа?

Его глаза прояснились, словно с них сняли наползшую пленку, и ею овладела гордость умелого механика.

— У меня есть несколько новых приобретений, — сказал он, переполнившись удовольствием, но понизив голос, как будто боялся, что попутчики окажутся злоумышленниками и ограбят его.

Она воззрилась на него с огромным интересом, и постепенно мистер Грайс был втянут в разговор о последних приобретениях. Это была единственная тема, которая позволяла ему забыть о себе или, скорее, помнить о себе без стеснения, потому что он чувствовал себя как дома и мог показать свои сильные стороны, которых было настолько мало, что и говорить не о чем. Вряд ли кого-то из его приятелей интересовала американа, и вряд ли кто-то вообще о ней слышал, и осознание их невежества давало мистеру Грайсу приятное облегчение. Единственную трудность представлял вопрос, как подать тему и как не позволить с нее свернуть, ибо большинство людей не выказывали желания расставаться с безразличием к ней, и мистер Грайс был похож на купца, чьи склады забиты лежалым товаром.

Но мисс Барт, казалось, действительно хотела знать об американе все и вдобавок была уже достаточно информирована, чтобы облегчить свое обучение и сделать его максимально доступным и приятным. Лили расспрашивала с умом, она слушала его покорно, и, привычный к скуке, наползавшей на лица его жертв, он стал красноречивым под ее проницательным взглядом. Азы она благоразумно почерпнула у Селдена в расчете на именно такой непредвиденный случай, и они сослужили ей благотворную службу; она уже считала, что визит к Селдену был ее самой большой удачей за день. Лили в который раз проявила талант извлекать прибыль там, где ничто ее не предвещало, и опасные теории о том, что бывает полезно поддаваться импульсам, пускали ростки под улыбчивым вниманием, которым она продолжала дарить своего спутника.

Чувства мистера Грайса, если и не столь определенные, были равно положительными. Он с удивлением ощущал что-то похожее на щекотку — так низшие организмы приветствуют удовлетворение своих нужд, — и чувства эти барахтались в туманном довольстве, сквозь которое личность мисс Барт просматривалась смутно, но приятно.

Увлечение американой появилось у мистера Грайса не само по себе: невозможно было представить, что он сам способен проявить интерес хоть к чему-нибудь. Дядя оставил ему коллекцию, уже известную библиофилам, и существование этой коллекции было единственным, что венчало славой имя Грайс, посему племянник гордился наследством, как если бы это была его собственная заслуга. И в самом деле, постепенно он уверился, что сам ее собрал, и испытывал чувство глубокого удовлетворения, когда ему попадалась ссылка на «американу Грайса». При всем его стремлении к неприметности, Грайс, видя свое имя напечатанным на бумаге, испытывал наслаждение изысканное и чрезмерное, что, видимо, и было компенсацией за нежелание быть на виду.

Чтобы наслаждаться как можно чаще, он подписался на все обзоры книжных коллекций в целом и по американской истории в частности, а ссылки на его библиотеку изобиловали на их страницах, которые и сформировали круг его чтения. Перси Грайс полагал себя достаточно яркой фигурой в глазах публики и был счастлив даже от мысли, что кто-то, кого он случайно встретит на улице или в путешествиях, разделит его радость, услышав, что именно он является обладателем «американы Грайса».

Многие застенчивые люди именно так и компенсируют свои тайные комплексы, и мисс Барт была достаточно проницательна, чтобы понимать: глубоко спрятанное тщеславие, как правило, пропорционально самоуничижению на людях. С более уверенным в себе человеком она бы не решилась задерживаться так долго на одной теме или демонстрировать преувеличенный интерес к ней, но она обладала видением подводного течения мыслей, когда плыла по волнам разговора, и сейчас ее мысленное путешествие обращалось предвидением их общего будущего. Грайсы были родом из Олбани, и только недавно мать и сын поселились в Нью-Йорке, после смерти старика Джефферсона Грайса, вступив во владение его домом на Мэдисон-авеню. Это был зловещий особняк — коричневый песчаник снаружи, черный орех внутри, — причем библиотека Грайса хранилась в огнеупорном флигеле, напоминающем мавзолей. Впрочем, Лили знала о них все: прибытие молодого мистера Грайса взволновало не одно материнское сердце Нью-Йорка, а девушке, у которой нет матери, следует самой позаботиться о себе. Посему Лили не только постаралась попасться на пути мистера Грайса, еще раньше она познакомилась с миссис Грайс. Эта монументальная женщина с голосом кафедрального проповедника, озабоченная нерадивостью прислуги, однажды пришла к миссис Пенистон поинтересоваться, как той удается не допустить, чтобы кухарка выносила из дома бакалею. Миссис Грайс была свойственна безадресная филантропия: она подозрительно относилась к нуждам конкретных людей, но охотно жертвовала общественным институтам, когда их годовые отчеты показывали внушительный профицит. Ее хозяйственная деятельность была весьма разнообразна: начиная с тайных обысков комнат прислуги и заканчивая неожиданными инспекциями погреба. Она отказывала себе во многих удовольствиях, зато однажды приобрела весь тираж специального издания «Латинской литургии» с цветной печатью и разослала в качестве приношения всем священникам епархии. Позолоченный альбом с вклеенными в него благодарственными письмами служил главным украшением стола в ее гостиной.