Сын за сына - Александр Содерберг

Через открытое окно в машину вливалось тепло, темные очки давали глазам Софии возможность отдохнуть от яркого солнца.

Когда машина припарковалась на маленькой площади в центре города, церковный колокол пробил три часа дня. Ей сказали, что она должна ждать здесь, ждать такси. Едва женщина успела об этом подумать, как с узкой улочки выехало поднявшееся в горку такси.

Водитель не разговаривал с Софией, а просто ездил по городу и вглядывался в зеркало заднего вида, потом сделал один звонок по мобильному, что-то промычал и отключился.

Через некоторое время он остановился на оживленной улице около ресторана и жестом показал, чтобы София вошла. Она последовала указаниям, и внутри перед дверью какой-то мужчина осторожно взял ее под руку и провел между столиками, через кухню и дальше к двери, выходившей на пустынную улицу. Там стояло другое такси с открытой задней дверью. София юркнула на сиденье, дверь захлопнулась, и такси поехало прочь. Вот так все и продолжалось. София сменила три машины, прежде чем наконец оказалась в серебристом «Кадиллаке», который на высокой скорости вез ее по шоссе.

Там женщина немного расслабилась и стала смотреть на руки, сложенные на коленях. Она просто плыла по течению, жизнь толкала ее, София делала то, что говорят, стараясь лишний раз не думать и не чувствовать.

Прочные и понятные ценности больше не играли роли, исчезли, стали недоступны. Ее внутренний монолог стих. Взгляд на других людей – все могли представлять угрозу. Взгляд на себя – мрачнее, холоднее, изолированнее, жестче. Но еще она стала глубже осознавать вещи и явления, стала яснее в мыслях, реалистичнее…

Или она просто выдавала желаемое за действительное? Ей необходимо на что-то опереться?

За окном автомобиля раскинулся зеленый мир. Вдали горы окаймляли пейзаж, словно взяв его в объятия.

София мяла ладони. Ее жизнь перестала быть обыденной…

Но иногда она заставляла себя возвращаться туда. В обыденность. Как будто хотела получить алиби. Только иногда, чаще всего на ужинах, где обыкновенные люди напивались, а обыкновенные мужчины навеселе искали обычное или необычное внимание – возможно, одобрение или просто-напросто любовь. Она никогда не понимала этого.

И никто не ставил под сомнение ее существование или отсутствие в этом мире. Все обыкновенные держали дистанцию и одновременно относились к ней с заботой и преувеличенным уважением. К ней, Софии, вдове с сыном, прикованным к коляске, – это определение стало ее защитой. Именно так она и хотела жить, чтобы защитить Альберта и себя. Изолированно, без близких связей, просто быть обезличенной оболочкой, чтобы никто не заинтересовался и не начал задавать вопросы.

«Кадиллак» свернул с шоссе и углубился в лес. Сквозь листву редких деревьев струился свет. Они ехали довольно долго.

Тут София увидела сторожевой домик и шлагбаум. Худой мужчина с автоматом через плечо вышел из домика, поприветствовал жестом и поднял шлагбаум. «Кадиллак» поехал дальше. На возвышении среди деревьев София заметила снайпера в камуфляже. Снайпер лежал на животе и держал на прицеле автомобиль с ней.

Они выехали из леса, дорога стала лучше и наконец, петляя, привела наверх к небольшому замку сливочного цвета с колоннами, статуями, к фонтанам и зеленым квадратам газонов.

Водитель открыл дверь, и София вышла из машины. Вид был грандиозный. Густая сочная зелень внизу простиралась насколько хватал глаз. Горы вдали, повсюду царило плотное влажное тепло.

От входа в ее сторону двинулся темноволосый мужчина в серых брюках и белой рубашке.

– София? – спросил он.

Они поздоровались, крепко пожав руки. Игнасио Рамирес загадочным образом отличался необъяснимой безликостью. Улыбался он на вид естественно, но глаза выдавали что-то другое – возможно, неискренность. У него были темные крашеные волосы, бледная кожа и видневшийся под белой рубашкой живот, который свидетельствовал о лени и неправильном питании.

– Пойдем, – сказал он, махнув рукой в сторону от дома.

Дон Игнасио подождал, пока София сядет в электрический гольфмобиль, и повез ее по владениям, показывая и рассказывая. Они проехали мимо огороженного участка, где стоял одинокий жираф и смотрел в никуда вместе с несколькими зебрами и двумя бегемотами. У животных был удрученный вид. Теннисные корты, бассейны и водопады, вертолетная площадка с вертолетами. Повсюду вооруженные охранники.

София краем глаза следила за ним, как он гордо едет по своему нелепому Диснейленду. Бездушному и пустынному. Наполненному таким количеством негативной энергии, что она практически ощущала ее запах. И в этой энергии женщина чувствовала что-то говорившее ей, что ей не следует здесь находиться, надо уехать, бежать, здесь опасно, от этого заболевают, оно заразно.

* * *

Они сидели в просторной гостиной. Каменные стены из светло-серого гранита, большие окна с широкими рамами и опора для всего в виде покрытых светлым лаком деревянных конструкций. Широкие, глубокие и дорогие диваны. Комната напоминала североамериканский охотничий домик, как будто они находились на элитном лыжном курорте. София сидела далеко в глубине мягкого дивана, дон Игнасио – в кресле.

Официант в белой рубашке и черных брюках принес закуски и напиток, поставил на стол и тихо вышел из комнаты.

Дон Игнасио потянулся к вазочке за орешками.

– Подождем какое-то время, – сказал он и попробовал орехи.

Тут открылась дальняя дверь. София увидела Альфонсо Рамиреса, вальяжно идущего в ее сторону. У него была белозубая улыбка, светло-коричневая кожа, черные волосы. Он скрывал почти все, что с ним происходило, – он был таким человеком, любил находиться в центре внимания.

– Мы знакомы, – обратился Альфонсо к Софии со своей неизменно широкой улыбкой.

Нет, на самом деле они совсем не знали друг друга. Но она встречала его в «Трастене», когда все полетело к чертям. Когда Йенса чуть не убили русские бандиты, когда Михаил Асмаров и Клаус Кёлер спасли им жизнь, когда Гектор и другой мужчина у нее на глазах в состоянии искренней радости убили одного из русских.

София встала, Альфонсо привычно поцеловал ее в обе щеки и сел на диван, туда, где тот загибался на девяносто градусов.

– Стокгольм! – воскликнул он, всплеснув руками. – Вот где жизнь! – Громко рассмеялся, дождался, пока пройдет приступ смеха. Радость сменилась сочувствием. – Как себя чувствует Гектор?

– Хорошо.

Альфонсо кивнул.

– Радостно слышать. Я нервничал, мой дядя тоже.

Альфонсо показал на дона Игнасио, который казался не очень-то встревоженным. Его пустой взгляд скорее говорил о том, что, по его мнению, все, кроме него самого, было чем-то преходящим и бессмысленным.

– И вот теперь ты здесь, Софи, – сказал Альфонсо.

Она восприняла его слова как намек на то, что пришло время рассказать о цели визита, но Альфонсо поднял руку.