Гунны - Владимир Ключников

Записанная в VII веке китайская хроника «Бэй-ши» рассказывает про некое «Владение Юебань» (Юэбань): «Это есть аймак, прежде принадлежавший Северному хуннускому шаньюю, прогнанному китайским полководцем Дэу-Хянь». Согласно «Бэй-ши», бежавший шаньюй перешел через хребет Гинь-вэй-шань32 и «ушел на запад в Кангюй» (в сторону Сырдарьи) с теми, кто мог идти. А «малосильные, которые не в состоянии были следовать за ним», остались жить на своих прежних землях и образовали «Владение Юебань».

В «Бэй-ши» дается не вполне четкая информация о том, где же находился этот последний оплот «малосильных» северных сюнну – вероятно, к востоку или к северо-востоку от Балхаша33. Но где бы ни находилась Юэбань, это государство существовало еще в середине V века34.

Прежде чем окончательно проститься с народом сюнну, скажем несколько слов об этих людях: как они выглядели, на каком языке говорили, каких традиций придерживались. Ведь именно их облик, язык и традиции, трансформировавшись и обогатившись за два с половиной века, вероятно, легли в основу облика, языка и традиций гуннов.

Сюнну, даже во времена их расцвета, были не слишком многочисленным народом. До распада их империи в ней, по подсчетам современных исследователей, проживало около полутора миллионов человек35. Не все они были этническими сюнну – последние составляли, вероятно, меньше полумиллиона. На пять человек приходился одни взрослый мужчина-воин, и, значит, сюннуское войско в лучшие времена могло насчитывать около 300 тысяч конников.

Все мужчины сюнну, чем бы они ни занимались в мирное время, были воинами и всегда находились в состоянии боевой готовности. Основой войска была конница, главным оружием – лук и стрелы. В трактате начала I века до н. э. «Спор о соли и железе» о сюнну сообщается, что «они не знают употребления длинных копий рогатиной и мощных самострелов», зато у них есть «боевые кони и добрые луки»36.

Археологи подтверждают, что сюнну были прежде всего лучниками: остатки луков, стрел и колчанов найдены во многих погребениях. Кроме того, и китайские рисунки и скульптуры, и монгольские петроглифы изображают сюннуских воинов лучниками, стреляющими на скаку или скачущими с луком в налучье за спиной. Сюннуский лук был сложносоставным с костяными накладками и достигал полутора метров длины37. Этот тяжелый дальнобойный лук (так и называемый – «хуннского», или «гуннского», типа) именно во времена державы сюнну получил широкое распространение в среде евразийских номадов и оказал огромное влияние на развитие у них этого вида оружия. В Европе подобные луки появились у сарматов еще до гуннского нашествия – возможно, через «третьи руки». А с IV века, с приходом гуннов, эти луки получают в восточноевропейских степях еще большее распространение. По мнению ряда исследователей, наличие у европейских гуннов сложносоставного лука и характерных стрел сюннуского облика служит одним из аргументов в пользу родства европейских гуннов и сюнну38.

На каком языке говорили сюнну, доподлинно не установлено. Единственным конкретным сообщением на эту тему считается фраза из китайской хроники «Бэй-ши», где о жителях Юэбани сказано: «Обыкновения и язык одинаковы с гаогюйскими…»39. Поскольку язык гаогюйцев – это язык древних тюркских племен, многие считают, что язык сюнну тоже относился к тюркским40. Впрочем, это – далеко не единственная точка зрения.

Что касается расовой принадлежности, сюнну – по крайней мере через какое‐то время после формирования их державы – представляли собой смешение европеоидной и монголоидной рас, хотя монголоидные черты заметно доминировали. В населенных ими землях были районы, где жили в основном монголоиды, но были и контактные зоны (например, в Центральной Монголии), где расы генетически смешивались41 (то есть не только жили бок о бок, но и давали смешанное потомство). По внешнему облику сюнну отличались от китайцев: по сообщениям китайских авторов, у цзесцев (так называлось одно из сюннуских кочевий) были глубоко посаженные глаза, густые бороды и высокие носы42 – два последних признака могут говорить о европеоидной примеси.

По образу жизни сюнну, вероятно, были типичными кочевниками-скотоводами. Сановник Чао Цо отмечал: «Варвары ху едят мясо, пьют кобылье молоко, одеваются в шкуры и мех, у них нет жилищ с полями в пределах внутренних и внешних городских стен, куда возвращаются жить. [Они] – как летающие птицы и рыскающие звери в широкой степи. Если есть прекрасные травы и вкусная вода, то они останавливаются. Если трава кончилась, вода иссякла, то они перекочевывают»43.

Юрты сюнну, да и других кочевников, в те времена представляли собой плетенные из ивовых прутьев шалаши, покрытые войлоком. Каркас перевозили на колесном транспорте, не разбирая, а войлоком его покрывали в зависимости от сезона – или полностью, или только сверху. Юртой в современном смысле слова это жилище не являлось – разборная юрта появилась в середине I тысячелетия н. э.,44и, значит, юрты, которыми пользовались гунны, вероятно, выглядели так же.

Быт сюнну отличался простотой и аскетизмом. В «Споре о соли и железе» говорится, что сюнну не увлекаются украшением своего быта: « [Таким образом, лишняя] работа сокращена, а [изделия] годны к употреблению; их легко изготовить, но трудно испортить»45. Тем не менее сюнну не были чужды декоративно-прикладного искусства: они делали сами и заказывали в Китае разнообразные украшения из бронзы, серебра, кости и камня, декорировали свою керамику сложными орнаментами. Если рассмотреть находки сюннуского времени, сделанные археологами в некрополях одного только Северного Алтая, мы увидим десятки типов украшений.