Тайны Древнего Лика - Алексей Корепанов

Келли отрицательно покачал головой.

— Я о многом не слыхал, я ведь не журналист.

— Так послушайте, Дэн. У нас под носом полным-полно загадок! Там лет сорок назад бесследно пропали все жители. Остались только трупы привязанных к дереву собак, умерших от голода. И это очень странно, Дэн, потому что эскимосы никогда не оставили бы своих собак на произвол судьбы. А они не только собак, но и ружья оставили. А что такое ружье для эскимоса? Самое ценное имущество, вот что это такое. И подобных фактов хватает, я этим не первый год занимаюсь… А как вам другое? В тысяча девятьсот четырнадцатом, в Чэтхеме, Иллинойс. Вечером, в январе, на улице появился некий человек. Как показалось очевидцам, он возник прямо из воздуха и был, — Синчин многозначительно поднял палец, — совершенно голый. Совершенно голый в холодный январский вечер. Бегал взад-вперед по улице, пока его не задержал полицейский. Врачи посчитали его умалишенным, а одежду так и не нашли. А с десяток лет назад один владелец пивоваренного завода в Южно-Африканском Союзе[5]вдруг обнаружил себя в Нью-Йорке. Последнее, что сохранила его память, это то, что он вышел из ресторана в своем Йоханнесбурге. Как предполагал мой знаменитый коллега Чарльз Форт[6], человек, живущий в одном уголке Земли, вдруг попадает в иное измерение и появляется в совершенно другой части нашего шарика. При этом происходит амнезия — потеря памяти. Как видите, тут есть над чем подумать, Дэн, — подытожил Марк Синчин.

— Да уж… — пробормотал Келли, чувствуя себя несколько не в своей тарелке от такого обилия неожиданной, странной информации. — А вы в полиции все это не рассказывали?

Синчин покосился на него, щелкнул наконец зажигалкой, направил длинную струю дыма за приспущенное боковое стекло и только потом ответил:

— Нет, конечно. Видите ли, полиция в своей работе руководствуется усеченным принципом Оккама. Слыхали о таком?

— Да нет же, — с легкой досадой сказал Келли. — У меня другая специализация.

— Наш великий философ советовал не умножать количество сущностей без необходимости, — пояснил Синчин. — То есть, если у вас в толпе, в давке, пропал из кармана бумажник, не стоит выдвигать версию о том, что его стащили невидимки-марсиане. Другое дело, если бумажник пропал с вашего стола, когда вы находились в комнате в одиночестве, при запертых дверях и закрытых окнах. Тогда, возможно, это именно воздействие марсиан. И добавить новую сущность, а именно: марсиан — стоит. То есть предположить, что бумажник утянули марсиане. Но полиция применяет усеченный принцип, или бритву Оккама: не умножает количество сущностей — и точка. Она вообще не будет выдвигать версию о марсианах и объяснит исчезновение бумажника тем, что его у вас просто не было.

— Вряд ли бумажник ни с того ни с сего исчезнет со стола, — заявил слегка сбитый с толку всеми этими «бритвами» Келли.

— Не скажите, — возразил Синчин.

— Значит, другое измерение… — пробормотал Келли. — Она перенеслась сюда откуда-нибудь из Австралии. — Он взглянул на Синчина. — Так?

— Или из Южно-Африканского Союза, — ответил тот.

— Все это чертовски интересно… Сразу видно журналиста, охотника за сенсациями. Только, по-моему, никакого отношения к другим измерениям эта история не имеет.

— Как знать…

— И правильно, что полиция марсиан сразу отсекает, иначе все можно было бы на них списывать.

— Как знать, — повторил Синчин. — Впрочем, никаких предположений я в своем материале излагать не собираюсь. Чисто информационная заметка. Дэн Келли из Уолсолла обнаружил в знаменитом Стоунхендже неизвестную женщину без сознания и доставил в больницу. Точка. Может, вы и правы, Дэн, и завтра действительно все выяснится. Если у нее с памятью все в порядке.

— Я телефон больницы записал, дайте мне еще и свой, — попросил Келли. — Интересно же…

— Конечно, Дэн. — Синчин достал из бокового кармашка сумки визитную карточку. — Звоните. Лучше вечером, после девяти, на домашний. Днем я то здесь, то там, тем более лето — чего на месте-то париться?

— А вот моя, на всякий случай. — Келли вручил журналисту свою визитку. — Может, вы любитель дамского белья. В смысле, ценитель, — тут же поправился он.

— О, еще какой ценитель! — воодушевленно произнес Марк Синчин. — Особенно ценю, когда оно на даме полностью отсутствует. Еще сигарету, Дэн?

Дэн Келли позвонил в больницу на следующий день после того как вернулся домой, в Уолсолл. Потом звонил в среду. Потом — в четверг. В пятницу ему сообщили, что пострадавшая наконец пришла в сознание, но навещать ее пока нельзя.

В субботу Келли вместе с женой ездил в Бирмингем, на свадьбу племянницы, и отдал должное доброму скотчу. Поэтому в воскресенье маялся головной болью, хотя и испробовал с утра старое, еще имперских времен, средство от похмелья — «собачью шерсть», то бишь стакан холодного эля. Жене он о происшествии в Стоунхендже ничего не говорил — мало ли что она могла себе вообразить…

14 июля, в понедельник, его опять вежливо, но твердо отшили, и Келли вечером позвонил Марку Синчину, в надежде, что пронырливый журналист оказался более удачливым. Ни в девять, ни в десять трубку в доме Синчина никто не брал, и только с третьей попытки, уже в половине одиннадцатого, Келли наконец-то услышал голос репортера «Кроникл».

Оказалось, что Синчин действительно, как и подобает репортеру, располагает такой информацией, какой не располагал Келли. Но информацию эту нельзя было назвать ни обнадеживающей, ни утешительной.

— Да, она пришла в сознание, — подтвердил Синчин. — Вот только в себя не пришла.

— Как это? — не понял Келли.

— Судя по всему, Дэн, у нее не только сотрясение мозга. Помните, я говорил про амнезию? Так вот, похоже, что с памятью у нее большие проблемы.

— Она ничего не помнит?

— Даже не то чтобы не помнит… Она кое-что говорит, не очень много, но все-таки говорит… Кстати, выговор у нее американский, отметьте, Дэн. Она не англичанка. Что придает весомости моим предположениям, согласитесь.

— А что она говорит? — торопливо спросил Келли.

— Разное, — уклончиво ответил журналист. — Отдельные фразы, не очень связные, или вообще… Ни кто она, ни откуда… Есть все основания считать, что она очень и очень психически нездорова.

— Я завтра приеду, — ощущая какое-то странное волнение, сказал Келли. — Вы же там свой, Марк, сделайте так, чтобы меня к ней пустили. Мне очень нужно, Марк! Я места себе не нахожу.

— Хорошо, — после некоторого молчания произнес репортер. — Попробую. Приезжайте к одиннадцати… нет, к половине двенадцатого, в больницу. Я буду ждать.