Главный врач - Тихон Антонович Пантюшенко

«Кур воровал», — говорят в народе. Иван Валерьянович, наверное, знал эту свою слабость и поэтому старался класть руки на какую-нибудь опору. Когда приходилось что-нибудь записывать, делал он это с нажимом на каждую букву. Стоило ему немного расслабиться, перейти на легкий размашистый почерк, как в линиях появлялись мелкие зазубринки: не письмо, а график сейсмических колебаний.

За столом разговор зашел о концерте, который недавно давали в Поречье медики районной больницы.

— У вас очень хороший мужской хор, — заметила Наталья. — Слушала бы и слушала «Ноченьку» Рубинштейна. А почему вы не участвуете в хоре? Я помню по горному Алтаю, вы неплохо поете.

— Мое пение слушать, конечно, можно, — ответил Корзун, — но я все-таки предпочитаю следовать обету молчания, который давал, когда произносил клятву Гиппократа.

Наталья ничего не ответила, и Корзун не мог понять, то ли она согласна, что при его положении негоже лезть на сцену, то ли молчаливо насмехается над цветистостью фразы. В действительности же Наталья думала совсем о другом. Интересно, как бы поступил Иван Валерьянович, окажись он на ее месте? Что ни говори, а опыт у него есть. И не просто опыт врача, а организатора здравоохранения.

— Иван Валерьянович, как по-вашему, что нужно делать врачу, если он выявил больного с запущенным раком?

— Лечить.

— Это понятно. Я не в том смысле. Предположим, больной много раз обращался к другому врачу, а тот никак не мог распознать болезнь.

— Разве это такая уж редкость?

— Не редкость, когда речь идет о скрытом течении заболевания, а мы говорим о наружной опухоли. Только посмотри внимательно — и все ясно.

— Давайте говорить конкретнее. О ком речь?

Наталья задумалась. Стоит ли говорить Корзуну об Инне Кузьминичне? Не секрет, что он долго за нею ухаживал. Правда, сейчас эти ухаживания прекратились, но кто знает, не осталось ли тлеющих угольков от прошлого и не даст ли знать о себе желание помочь ей выпутаться из этой неприятной истории. Кстати припомнился схожий случай. Она тогда была на шестом курсе. Один молодой человек обратился в косметологический кабинет: бородавка на шее. Бородавку прижгли, а через год на ее месте появились синеватые бугорки. В больнице, куда был направлен больной, только руками развели: человеку уже ничем нельзя было помочь. У него оказалась не простая бородавка, а очень злокачественная опухоль, корни которой ушли в легкие. Много тогда было разговоров. Недоумевали, как могло случиться, что работники косметологического кабинета не знали того, что должен знать студент медицинского училища. Наталья решила рассказать именно об этом случае, а не о том, что ее по-настоящему заботило. Сначала нужно разобраться самой, а потом уж делиться с другими.

— Тут самое малое — выговор, — выслушав, сказал Корзун.

— А что полагалось бы медику, который, скажем, не распознал аппендицит и в результате больной умер?

— Боюсь, что без суда бы не обошлось.

— А чем, по-вашему, тот медик из косметологического кабинета отличается от второго?

— В принципе ничем.

— Тогда почему такие разные меры наказания?

— Видишь ли, Наташа, — начал Иван Валерьянович, растягивая слова и подыскивая тем временем нужный ответ, — при аппендиците, если вовремя сделать операцию, есть полная гарантия, что человек будет здоров. При злокачественной опухоли такой гарантии не даст ни один специалист. Не даст, даже если лечение будет своевременным.

— Остроумное объяснение. Хотя, честно признаться, оно мне кажется не очень убедительным.

— Так что, надо было судить и того косметолога?

— Да нет, я не за то, чтобы отдавать под суд всех подряд. Так мы можем остаться без специалистов. Но и скрывать промахи в нашей работе, я думаю, тоже нельзя. Брак, скажем, на заводе — это одно, а в работе врача — совсем другое.

Корзун чувствовал, что в чем-то уступает Наталье. Можно продолжать спорить, приводить новые доводы. Но это уже оборона, в которой нет-нет да и появится брешь. Ему, Корзуну, который занимает довольно высокое служебное положение, казалось бы, и карты в руки. У него — опыт. Наталья, наоборот, только-только вышла из стен института, имеет рядовую должность сельского врача. И вот, поди ж ты, завладев инициативой, наступает. А что будет, когда она станет его женой? Он окажется в полном подчинении. Ну и что? Был же когда-то матриархат. И, говорят, сильному полу не худо в ту пору жилось. Но как подступиться к этой упрямой девчонке? Начать издалека? Расхваливать ее перед матерью? Нет, она не из тех, кто клюнет на эту удочку. Еще, чего доброго, можно и на насмешку напороться. Нет, лучше не заискивать, не сюсюкать, а прямо перейти к делу. Для этого он кое-что заготовил. И, наконец, он начмед района или не начмед? Должны с ним считаться или не должны? Характер есть у каждого. Но нельзя же руководствоваться только чувствами. Есть же, наконец, и разум. Ну где она найдет в своем Поречье еще такого мужика, как он, Корзун? Было бы ей семнадцать — куда ни шло. А то ведь целых двадцать три. В старину таких зачисляли в перестарки и вычеркивали из списков. Она же не глупая и должна это понимать. Понимать-то она, конечно, понимает. Но как знать, что может взбрести ей в голову. Надо ориентир держать на Марью Саввишну. Женщина она пожилая, должна разбираться в этих житейских вопросах.

— А ведь я, Марья Саввишна, — собравшись с духом, начал Корзун после короткого молчания, — приехал к вам свататься.

— Да вроде я уже старовата, — пошутила Марья Саввишна.

— Я к Наташе, — смутился Иван Валерьянович.

— Тут уж дело такое. Как решит сама Наташа.

Наталья давно заметила, что Корзун сегодня настроен решительно, но сделала вид, что застигнута врасплох:

— Это так неожиданно.

— А где же сваха? — вмешалась Марья Саввишна. — Как же без свахи-то?

— Сваха ходит собачьей тропой. А я к вам с честью и правдивой вестью.

— Выходит, ты сам за сваху?

— Считайте, что так. Я человек на виду — без свахи не пропаду.

— Складно говоришь.

— Ты, мама, тоже не лыком шита. Такую сыворотку выдавишь из простокваши, — вмешалась в разговор Наталья.

— Я свое сказала, а вы уж тут досказывайте, — Марья Саввишна поднялась со стула, собрала посуду и ушла на кухню.

— Ну, Наташа, досказывай, слово теперь за тобой.

— Досказывать рано, надо подумать…

Проводив гостя, Наталья и впрямь задумалась. Задумалась о себе. Для девушки двадцать три года — это уже возраст, и ей вроде бы не пристало перебирать с женихами здесь, в Поречье. Да и предлагает ей руку не какой-нибудь шалопай, а заместитель главного врача района. К тому же не старый — нет и тридцати. Но что-то