Мехлис. Тень вождя - Юрий Рубцов

Архив донес до нас и еще одну такую аттестацию. Она тем более многозначительна, что, скажем, поощрение Мехлисом телесных наказаний красноармейцев рассматривается в ней отнюдь не как ЧП, а всего лишь как «ненормальность». Хватило нескольких месяцев работы, чтобы в глазах заместителя начальника политотдела армии А. Н. Войтова заработать следующую репутацию: «Тов. Мехлис прежде всего боевой «солдат» и энергичный работник. Отсутствие такта и упрямство значительно уменьшают его достоинства как комиссара, ввиду чего работать с ним тяжело. Политического, «комиссарского» опыта, необходимого комиссару дивизии, у него нет, почему в работе его наблюдаются некоторые ненормальности (культ шомпольной расправы самих красноармейцев над провинившимися товарищами). Тем не менее при всех своих недостатках, можно сказать, что Мехлис по сравнению с комиссарами других дивизий, насколько я их знаю, — удовлетворителен благодаря общему уровню своего развития, энергии и знанию военного дела, а потому, со своей стороны, считаю возможным замену Мехлиса только вполне соответствующим своему назначению комиссаром».[11]

Упомянутый выше политический комиссар инспекции пехоты при РВС Южного фронта тоже удостоил своим вниманием Льва Захаровича: «Комиссар 46-й дивизии тов. Мехлис — молодой энергичный работник, но слишком горяч. Замечались трения между ним и начдивом, и для разрешения возникшего конфликта в дивизию выезжал член реввоенсовета 14-й армии тов. Кизельштейн. В 46-й дивизии тов. Мехлис работает недавно, поэтому судить о его работе по состоянию дивизии нельзя. Как отрицательную сторону необходимо отметить применение товарищем Мехлисом наказание красноармейцев битьем шомполами».

Безусловно, такие оценки отражали специфику времени: атмосферу Гражданской войны с ее крайней ожесточенностью и ориентацией не на нормы права, а на «революционное сознание», отсутствие добротно подготовленных кадров, низкий моральный уровень не только рядового, но и командно-комиссарского состава. Свидетельствовали они и о неоднозначном процессе становления Льва Мехлиса в должности политического комиссара, сочетавшем как успехи и достижения, так и очевидные провалы. Нельзя не отметить и проницательность заместителя начальника политотдела армии Войтова, сумевшего за первыми шагами подчиненного разглядеть зачатки того стиля, который принес будущему начальнику ГлавПУ РККА недобрую славу.

Со второй половины мая 1919 года соединения Южного фронта вели тяжелые оборонительные бои, постепенно отходя в глубь страны. В начале июля ЦК РКП(б) признал фронт борьбы с Деникиным главным в Советской республике, поставив перед комиссарами задачу настойчиво проводить политработу в войсках, направляя ее на искоренение расхлябанности, укрепление строя и духа армии.

Соответственно этим установкам Мехлис и действовал. В работе напирал на создание новых партийных организаций, всеми силами расширял свой актив. По докладу политотдела армии, на 3 октября в 46-й стрелковой дивизии функционировало, увеличившись за три месяца в 4 раза, 19 парторганизаций, которые объединяли 109 членов партии и 203 сочувствующих. Были открыты школа политграмоты, клуб, избраны почти три десятка контрольно-хозяйственных комиссий. Такую активность оценили. Приказом по политическому отделу РВС 14-й армии Мехлису была объявлена благодарность «за преданность делу и отличную работу».

Вероятно, комиссар 46-й дивизии не игнорировал напрочь критику вышестоящего политоргана, пытался осваивать не только чисто командные, но и политические методы работы. Однако суровые условия гражданской войны, разношерстность как команднополитических кадров, так и рядового состава, приходившего на пополнение и нередко несшего с собой настроения партизанской вольницы, необходимость подчас самыми суровыми методами наводить порядок в частях делали нашего героя еще более жестоким и негибким. В затруднительных случаях он не искал компромиссных путей, предпочитая идти на открытый конфликт.

Так, в телеграмме, направленной в политотдел армии, Мехлис ставит резонный вопрос: если он наравне с начдивом отвечает за состояние дивизии, почему общая сводка в вышестоящий штаб отправляется без его подписи? Почему политотдел выведен из его подчинения? Он также протестовал против приукрашивания в сводке настроения частей, потребовал не скрывать случай, что городок Ромны подвергся налету не каких-то сторонних грабителей, а красноармейцев дивизии.

Этот документ интересен тем, что воочию дает представление о комиссарской практике Мехлиса. Во-первых, узнав, что отправленная «наверх» сводка необъективна, он не боится, что называется, вынести сор из избы. Во-вторых, ясно, что о положении в частях Лев Захарович предпочитает судить лично, а не только по докладам. И наконец, решения, чаще всего весьма крутые, не перекладывает на чужие плечи. За низкую боеготовность сводного полка первой бригады комбат и замполитком были разжалованы в красноармейцы и отправлены на передовую. Что касается грабежа, то он был остановлен военкомдивом-46 путем расстрела зачинщика.

А вот еще одно документальное свидетельство крепнущей уверенности Мехлиса в том, что действует он так, как должно. История связана с назначением в октябре 1919 года начальника агентурной разведки дивизии. Комиссар разведотдела штаба армии Ефремов настаивал на кандидатуре некоего Малышева. Мехлис, имея на того компромат, категорически возражал. Тогда Ефремов, заручившись согласием члена РВС армии С. П. Нацаренуса, предложил Мехлису до назначения начальника агентурной разведки дивизии взять обязанности последнего на себя.

Это невозможно, следует ответ. Мало того, что загруженность собственно комиссарской работой предельная («с раннего утра до 4–5 часов ночи, без всяких перерывов на обед и пр.»), так еще «вопрос поставлен именно в такую плоскость, что я должен принять кандидатуру человека, которого совершенно не знаю, — заостряет вопрос Мехлис. И прибегает к ультиматуму: — Создавшаяся обстановка… властно требует моего отчисления из дивизии, т[ак] к[ак] я становлюсь неработоспособным. Вопрос о моем отозвании из дивизии поднимаю не с целью получить начальственную поблажку, а вполне серьезно и прошу к нему отнестись внимательно».

В конце концов коллизия благополучно разрешилась, и Мехлис остался в дивизии. Тем не менее, в подобных ультиматумах несложно заметить ту самую партизанщину, на которую он так ополчался, стоило ей проявиться у других.

11 октября войска Южного фронта перешли в контрнаступление. Разгорелось знаменитое Орловско-Кромское сражение. Вперед медленно двинулась и 46-я стрелковая дивизия, которую возглавил Р. П. Эйдеман. Тяжелые бои шли с переменным успехом, сопровождались ощутимыми потерями. И все же к 10 января 1920 года войска Красной Армии вышли на рубеж Жмеринка, Знаменка, Екатеринослав, Александровск, Бердянск, северное побережье Азовского моря, Ростов-на-Дону. Южный фронт был переименован в Юго-Западный, 46-я стрелковая дивизия перешла в состав 13-й армии, весьма ослабленной в предыдущих боях. Центральные власти позаботились о том, чтобы накануне решающих, как тогда хотелось верить, боев фронт получил необходимое пополнение.

На армию возлагалась задача не допустить отход армейского корпуса генерала Я. А. Слащева в Крым и разгромить его в Северной Таврии. Но перехватить белых не удалось. К 24 января только одна 46-я дивизия вышла к Перекопскому и Чонгарскому перешейкам. Вначале она смогла даже взять Перекоп и Армянский базар (Армянск). Правда, за это пришлось заплатить очень большую цену: только 407-й стрелковый полк потерял убитыми, ранеными и пленными до 70 процентов личного состава.