Борьба на Юге. Жаркое лето и зима 1918. - Alexandr Dornburg

для души. Огромное жалованье, удобная расквартировка "на югах", отличные места на всех цирковых и ярмарочных представлениях и почти никаких шансов угодить в активные боевые действия. А что? Отличная жизнь! И платят хорошо. И заботятся о них.

И форма красивая — бабы все оборачиваются, точно-точно. А за них пусть другие на фронте корячатся! В общем, приходим к логичному выводу, что так называемая Добровольческая армия это поголовно сборище беглых трусов и дезертиров.

Число желающих покинуть позиции постепенно росло. Дезертировали и офицеры "степняки" (участники Степного похода с Походным Атаманом П. X. Поповым). Убегали не только сами, но с собой уносили оружие и даже очень дефицитные пулеметы, причем из Екатеринодара им давались инструкции, как надо незаметно в разобранном виде провозить в Семилетовский отряд украденные пулеметы с фронта. Одна из подобных инструкций попала в руки донской контрразведки и была доставлена мне. Какие же еще большие доказательства надо было иметь, чтобы окончательно убедить нас, что с ведома командования Добровольческой армии, в Деникинском Екатеринодаре проделываются вещи, наносящие огромный вред Дону и пользу большевикам?

Немцы же, не придавая слухам "о восточном фронте" особой веры, ловко воспользовались этим, чтобы проверить обстановку и на всякий случай выяснить реальную позицию Донской власти. С этой целью, закрыв предварительно источник снабжения Дона, немецкая делегация в составе майоров фон-Стефани, фон-Шлейница и фон-Кохенхаузена, 27-го июня явилась к Атаману и в присутствии председателя совета Управляющих генерала А. Богаевского, поставила генералу Краснову несколько прямых и весьма щекотливых вопросов.

Делегация заявила, что Германия считает себя союзницей Дона в войне казаков с большевиками, что это она уже доказала, всемерно помогая войску в этой борьбе вплоть до вооруженного вмешательства, но что со стороны Донской власти она видит только деловое официальное и даже холодное к себе отношение. Теперь же, когда носятся слухи об образовании "восточного фронта", который союзники постараются использовать против Германии, последняя признает нужным знать, какую в этом случае, позицию займет Дон, Кубань и вообще юго-восток. Фактически это был гребанный ультиматум...

Желание немцев выяснить обстановку, конечно, было совершенно естественным и, думается, на их месте, каждый поступил бы так же. Нельзя упускать и того важного обстоятельства, что силою сложившихся фактов и вещей германцы были наши враги-победители. Правда, они никогда этого не подчеркивали и наоборот, в отношении Донской власти держались с большим тактом и даже, я бы сказал, с изрядной предупредительностью, всегда проявляя особенную внимательность к Атаману и во всем считаясь с его мнением. Большего нельзя было требовать от наших старинных врагов. Командование Донской армии их просило, и справедливость требует отметить, что его просьбы германцы всегда исполняли.

Совершенно иные чувства и побуждения питали мы к союзникам по Антанте. Их в отношении России, той самой России, которая своевременными, но колоссальными жертвами на полях Пруссии, приостановила успех Германии, и тем самым оказав довлеющее значение на Западный фронт, быть может, своим самопожертвованием спасла Францию от полного разгрома -- их мы считали юридически и морально обязанными помочь тем, кто не признал позорного Брест-Литовского мира и кто борется с властью красного интернационала. И что же? После победы в Мировой войне над немцами они нам показали свое гнилое нутро. Вместо поддержки и действительной помощи Белому движению, в общем, было только много красивых слов, много шума и треску и масса неисполнимых обещаний. В общем, один обман.

Сделав кой-какие жалкие подачки, наши союзники, прежде всего, бросились изыскивать способы наиболее прибыльной оккупации тех или иных местностей России и бесконтрольного расхищения богатств нашей Родины, в минуту ее немощи. Так обычно, у одинокой, оставленной всеми друзьями, безнадежной больной или умирающей, ее алчные приживалки и сиделки расхищают ее ценности.

Какими же терминами следует охарактеризовать эту политику наших союзников, к каким и тупоумный предатель генерал Деникин, позиционирующий себя как правоверный атлантист, и его узкое окружение страдали явным переизбытком чувств верности? Такого даже «самого близкого друга», на хлеб не намажешь и раком в опочивальне не поставишь.

Я хорошо помню озабоченность П. Н. Краснова, когда он рассказывал мне о своем разговоре с немецкой делегацией. Прямыми их вопросами "в лоб" он был прижат к стене. Нужно иметь в виду, что это было тогда, когда еще и половина нашей области не была освобождена от большевиков, когда казаки были одиноки в своей борьбе, с трудом отбиваясь от наседавших со всех сторон превосходящих сил противника. Какой же ответ должен был дать Атаман? Признаться немцам, что при приближении союзников Дон примкнет к ним и обратит свое оружие против германцев, значило бы бросить Донское казачество снова в объятия жестоких красных орд.

Ведь даже при невмешательстве немцев в нашу борьбу с большевиками, но при прекращении ими снабжения Дона, дело борьбы с Советской властью обрекалось на стремительную неудачу. Я не говорю о том, что при желании немцев, им не составляло особого труда задушить в зародыше тогда почти невооруженное войско Донское. Казачья масса от войны и революционных потрясений устала и против германцев воевать не пошла бы. С этими факторами и с психологией казачества этого времени новая донская власть обязана была считаться. Только безответственные политические критики и авантюристы разных оттенков могли утверждать обратное.

Взвесив все и зрело оценив печальную, но реальную обстановку, а также учтя ничтожно малую вероятность возможности образования "восточного фронта", Атаман, скрепя сердце, заявил немцам, что Дон в этом случае останется нейтральным и примет все меры, чтобы не сделаться ареной борьбы и не пропустит на свою территорию ничьих враждующих войск.

Однако, сказав «а» и «б», не сказать «в» было уже невозможно… Карта так легла. Ответ удовлетворил немцев, но они настаивали на зафиксировании его в письменной форме, в виде письма Императору Вильгельму. Пришлось согласиться и на это.