Три ступени до ада - Анна Васильевна Дубчак

— Знать бы…

— Вот ты, Валера, всегда действуешь как профессионал. Проводишь допросы, изучаешь результаты экспертиз, ты четко идешь по следу, проторенному уликами, свидетельскими показаниями. Но ты никогда не задумывался о личности убийцы? Хотя… что это я? Конечно, задумывался. — Женя вздохнула. — Вот кому, кому понадобилось убивать эту женщину?

— Сама знаешь, мотивов может быть множество, — сказал Ребров. — Ну просто очень много. Она могла навредить кому-то, и человек ей отомстил. Могла кого-то тоже в свое время убить. Могла быть свидетельницей преступления, и ее за это решили убрать. Она могла быть наследницей крупного капитала, да хотя бы просто из-за квартиры! Говорю же, полно мотивов. Но только установив личность, характер жертвы, мы можем попытаться вычислить, кто мог это сделать.

— Ее, кстати говоря, могли убить и по ошибке, об этом тоже надо помнить, — рассуждала Женя, на миг забыв, что беседует не со своей подружкой Антониной, а со следователем Следственного комитета, с настоящим профессионалом. — Но вернемся, однако, к ее внешности. Как ты думаешь, почему я спросила тебя, красивая ли она была? Ведь в жизни женщины большое место занимает любовь. И самое жгучее чувство, которое испытывают влюбленные люди, — это ревность. Измена. Что, если она, привлекательная женщина с бурной личной жизнью, изменила мужу и он убил ее?

— Да, конечно, и такое бывает, и муж, как правило, в этой истории становится первым подозреваемым. Но, повторю, она точно не красавица…

— Значит, муж…

— Да. От любви до ненависти, сама знаешь… И вот тогда меня, как и тебя, интересует личность мужа, потенциального убийцы: если он муж, то как он мог, убив жену, с которой прожил бок о бок и которую когда-то любил, отвезти ее труп на тот же пустырь, к примеру? Ты понимаешь, о чем я? Ведь он же с ней спал рядом, обнимал ее когда-то, любил, повторяю, и вот он ее убивает — и ему уже все равно, где он бросил ее труп? Тело, которое он так любил и желал, можно вот так запросто отправить на свалку?

— По-моему, мы с тобой слишком сентиментальные для этого дела, ты не находишь?

— Да нет, не в этом дело. Просто я, как и ты, не могу привыкнуть к смерти. Слишком уж часто приходится ее видеть. К этому невозможно привыкнуть.

— Смерть… Хочешь, я расскажу тебе, как я представляю себе смерть?

— Ты уверена, что хочешь поговорить на эту тему, тем более на ночь глядя?

— Да. Смерть — это когда ты заходишь в темную комнату и за тобой захлопывается дверь. И все — темнота. Ты ничего не видишь и не слышишь. И главное, никто уже эту дверь не откроет. Вот почему я не боюсь смерти. Я, когда захожу в кладовку, в темную кладовку, причем я нарочно не включаю свет, то представляю себе, что темнота — это то, что больше всего похоже на смерть.

— Ты ненормальная. Зачем ты делаешь это? Тебе не страшно?

— Пытаюсь представить себе, что нас всех ждет.

— Я не верю тебе. Это глупость, честное слово!

Дверь открылась, вошел Борис.

— И о чем это вы тут шепчетесь? — Он прищурил глаза и покачал головой. — Снова решила ввязаться в какое-то дело? Пытаешь Валеру?

— Да, Боря. Что поделать, если у меня натура такая — делать все тебе назло? Вот ты говоришь: «Сиди дома», — а меня так и тянет из него, так и хочется что-нибудь порасследовать, напрячь свои мозги и помочь следствию. Давай ты посиди дома хотя бы пару дней, а я посмотрю на тебя. Да ты взвоешь от скуки!

— Женечка, успокойся. Не надо делать из меня домашнего тирана.

— Да мне надоело уже прятаться от тебя, врать тебе, что я поехала за памперсами в Москву, хотя на самом деле у меня дело на Северном полюсе… Я предупреждала тебя еще тогда, давно…

— Тссс… Успокойся, прошу тебя. Сейчас, когда у нас есть няня да и Мишка, к счастью, спокойный, я вовсе не против того, чтобы ты занялась чем-то полезным. Но ловить убийцу… ты извини меня.

— Да какой еще убийца? — взвилась Женя. — И вообще, дела-то никакого конкретного нет. Просто я спросила Валеру, как у него дела. Что нового? Есть ли интересное дело? Может, ему помощь наша нужна. Может, надо познакомиться со свидетелем, разговорить… Может, поехать на место преступления, куда-нибудь в лес, осмотреть его, или побывать в квартире, где совершено убийство, тоже поискать улики… Ты же знаешь, я внимательная, всегда подмечу что-то важное. Я это страсть как люблю. Можешь считать меня извращенкой, но что поделать, если я такая?

— Женя, да успокойся уже! Честно говоря, я пришел сказать спасибо за ужин и спросить: не собираешься ли ты спать?

— Сейчас приду, — насупилась Женя. — А спасибо за ужин надо сказать Наташе. Это она приготовила баранину.

— У нас новое дело, — внезапно сказал Ребров. — Три дня тому назад труп молодой женщины обнаружили на пустыре. Личность пока не установлена. Вот рассказываю Жене. Хочу, чтобы и ты знал.

— С вами все понятно. — Борис махнул рукой и ушел, бормоча что-то себе под нос.

— С одной стороны, я его понимаю, он боится за меня, — сказала расстроенным голосом Женя, — но с другой… Если всего бояться, то как вообще жить?

Она понимала, что все это пустые слова. И ценила, конечно, произнесенные Борисом слова. По сути, он только что сообщил ей, что не против того, чтобы она занялась чем-то полезным. Но ведь тут же как бы пошел на попятную — не станет же она ловить убийцу! А что еще можно делать, когда убит человек? Разве цель любого расследования не поиск убийцы?

— Ладно, Женька, пойдем спать. Утро вечера мудренее. Может, узнаем завтра имя этой блондинки.

— Так ты возьмешь меня с собой в морг?

— Конечно, возьму. Вот только Борис меня прибьет…

— Знаешь, что я решила? Больше не буду ему врать, мне и самой это противно и неприятно. Вечно прошу кого-нибудь меня прикрыть, словно я совершаю преступление. Сам знаешь, сколько раз меня спасал Петр. А