Найти и уничтожить - Андрей Кокотюха

– Так что, есть желающие послужить великой Германии? Всех касается. Может, передумал кто. А вы станьте в строй.

Новички подчинились. Ряды измученных пленных сомкнулись. Опять замедлилось время. Офицер закурил, Лысянский с полупоклоном угостился из его портсигара, поблагодарил: «Данке шон, герр оберцугфюрер!», зажигалку ему поднес один из топтавшихся рядом хиви. Он успел докурить, когда из строя прозвучало:

– Я!

Протолкнувшись из второго ряда, на плац строевым шагом вышел мужчина лет сорока в грязной шинели и пилотке, натянутой на уши.

– Фамилия? – спросил Лысянский.

– Шевелев. Старший сержант Шевелев.

– Молодец, Шевелев. Слушай мою команду – кру-гом!

Старший сержант послушно повернулся через левое плечо, и со своего места Роман увидел худое остроносое лицо. Шевелев смотрел на пленных одним глазом. Веко второго было опущено до половины.

– Кто хочет взять пример с Шевелева?

С разных концов строя боязливо, не слишком уверенно, видно не до конца понимая, что делают и на что решились, вышли еще четверо оборвышей. Среди них оказался один из солдат, пехотинец, рядовой Ваня Синельников, попавший в лагерь вместе с Дроботом. Все четверо поравнялись с одноглазым Шевелевым и, не ожидая команды, повернулись лицом к остальным.

– Вот так! – Лысянский несколько раз хлопнул в ладоши. – Остальным думать. Большевикам хоть как хана, – это прозвучало уже совсем по-простецки.

По его команде новобранцы повернулись и, ступая не в ногу, скорее волоча ноги, двинулись к лагерным воротам, за колючую проволоку. Офицер довольно кивнул и пошел в ту же сторону. Видимо, свою сегодняшнюю миссию он считал выполненной. Его место рядом с Лысянским заняли пятеро хиви, вооруженных немецкими автоматами и карабинами. На одном из них Дробот увидел добротное кожаное пальто, перетянутое офицерской портупеей, другой выделялся трофейной офицерской шинелью с каракулевым воротником. Все взяли оружие наперевес.

– Ну, значит так, лодыри, – Лысянский заложил руки за спину. – Кто пойдет сегодня работать в лес? Пайку вам прямо туда доставят. Или мне назначать?

Дробот забыл, когда ел в последний раз. Кажется, два дня назад сгрыз несколько сухарей и запил водой из фляги. Упоминание о еде вызвало спазм в желудке, и он подался вперед, собираясь шагнуть из строя. В конце концов, это не служить немцам, просто работать, и пускай труд рабский. Это поможет не сойти с ума, подсказывал внутренний голос. В конце концов, даже баланда способна поддержать силы.

Но внезапно, когда его тело уже обозначило движение, сзади кто-то цепко схватил за локоть, сильно сжал пальцы. В затылок прошипели:

– Стой на месте… Хочешь жить – замри…

Дробот замер. Следуя странной необъяснимой привычке наблюдать за Дерябиным, он заметил боковым зрением – «Ворошиловский стрелок» даже не дернулся, глядел прямо перед собой и вообще держался так, будто ни плен, ни лагерь, ни слова немцев, ни приказы полицаев его никоим образом не касались.

Между тем из строя никто так и не вышел. Лысянский осклабился.

– Ладно, товарищи, будем делать, как всегда. Первый ряд, два шага вперед! На первый-десятый – рассчитайсь!

Подчинившись, пленные начали расчет. Хиви рассредоточились вдоль колонны, внимательно следя за происходящим.

Дерябин оказался восьмым.

Дробот – девятым.

Парня рядом с ним «каракуль» грубо выволок из строя, точно так же остальные поступили с каждым десятым. Роман успел заметить выражение его лица: не испуганное, а покорное и обреченное.

Ту же процедуру прошли пленные из второго ряда. Стоя к ним спиной, Дробот ничего не видел – только услышал, как вспыхнула короткая отчаянная возня. «Каракуль», вскинув карабин, пальнул поверх голов, и почти весь первый ряд инстинктивно дернулся вниз, преклонив колени. Дерябин оказался среди тех, кто даже не вздрогнул, и Дроботу, который, по примеру большинства, машинально пригнулся, показалось на мгновение – тонкие губы особиста изогнулись в презрительной усмешке. Или он впрямь не боялся, или – Роман так и не смог в такое поверить, – просто любовался самим собой даже в такой ситуации.

Между тем хиви уже волокли из строя двух пленных. Один, низенький дядька с широкими скулами, матерно орал на молодого паренька с ежиком рыжих волос. Дробот не сразу, но понял – скуластый попытался занять место рыжего прямо в строю, а хлопцу это, конечно же, не понравилось. Судя по реакции Лысянского и остальных полицаев, такие случаи уже не раз имели место. И наказание последовало наверняка стандартное: на работу в лес послали обоих.

Что давало Дроботу серьезную пищу для размышлений. Хотя вывод напрашивался самый простой: работа в лесу гарантирует какую-то кормежку, но в то же время означает нечто, близкое к смертному приговору.

– С этим ясно, – проговорил между тем Лысянский. – Желающие могилы копать сегодня будут?

Не дожидаясь специального приказа, из строя шагнул Васька Боровой, его примеру последовало сразу полтора десятка пленных. Дробот прикинул: вместе с теми, кому выпало отправляться в лес, и горсткой добровольцев получилась треть всех узников лагеря. Какая участь уготована остальным, он не имел представления. Но, вероятно, не самая завидная.

Здесь все приговорены, понял Роман. Кто к быстрой смерти. Кто – к медленной. И любая смерть страшна.

Когда пленным велели разойтись, могильщики, как назвал их про себя Дробот, сразу же сбились в отдельную кучку. Двадцать человек, отобранных для работы в лесу, построили в ряд и под конвоем вывели за ворота. Рыжий парнишка обернулся на ходу, бросая, как показалось Роману, прощальный взгляд на лагерный барак, но получил от полицая в кожаном пальто прикладом по спине, согнулся и покорно поплелся с остальными.

Пленные, оставшиеся не у дел, медленно разбрелись по лагерю. Дерябин, держа руки в карманах, подошел ближе чуть развалистой походкой, подражая городской шпане, с которой Роман всю сознательную жизнь сталкивался постоянно.

– Чего не вышел?

– Куда? – не понял Дробот.

– Добровольцем. Ванька вон, Синельников, не постеснялся. Наблюдал я тут его, пока мы плутали.

– И что высмотрел? – спросил Роман без особого любопытства, просто поняв – так или иначе избегать общения с Николаем здесь, в лагере, ему никак не удастся.

– Не высмотрел – послушал. Властью недоволен, в армию, говорит, его чуть не силой призвали. Бронь, вишь, была, потом сняли. В целом подозрительный элемент. Жаль, не успели выйти к нашим. Сдал бы врага… с тобой до пары.

Дробот глянул по сторонам. На них никто не обращал внимания.

– Слушай, старшой, – процедил он сквозь зубы, подойдя к Николаю вплотную. – Хотел бы я тебя, как говорили пацаны с нашей улицы, вломить, давно вломил бы. Может, накормили бы, кабы сдал чекиста и коммуниста. Ты партийный, кажись?