Резиновый бэби - Жужа Д.

Совсем уже поздно вечером, сидя на нашем балконе, смотрели, как у палаццо напротив друг за другом останавливаются катера, из них строго по одному выходят мужчины и гуськом идут к огромным деревянным дверям.

На следующий день ровно в одиннадцать утра к нашему балкону-причалу подъехало такси – красивый катер с полированными деревянными вставками. Юркий невысокий водитель стащил наши чемоданы, мы еще раз просмотрели комнату, оставили у телевизора чек с причитающейся оплатой и уехали в аэропорт Марко Поло.

Было ветрено, такси прыгало с волны на волну, как детская лодочка в бурном ручье. После каждого встречного судна нас еще болтало с боку на бок, то и дело осыпая мелкими брызгами, отчего лицо было мокрым, словно от слез.

Из аэропорта мы разлетелись по своим странам, по своим таким разным жизням. Я на лондонскую брусчатку, а она в горы Лос-Анджелеса...

* * *

Через пятнадцать дней я точно знала, что не беременна. А через месяц уже не могла вспомнить лица Лоренцо. Остался лишь образ города, от которого в легкой грусти сжималось сердце.

А еще через неделю позвонила подруга и рассказала, что, копаясь в венецианских газетах, нашла одну интересную статью... Она откашлялась и прочитала:

– «Американцу, опоздавшему на утонувший в Атлантическом океане лайнер А-330 авиакомпании “Air France”, лишь ненадолго удалось отдалить свою кончину – через несколько дней он трагически погиб в снятой им квартире в Венеции в районе Сан-Марко.

По данным газеты “Alto Adige”, американский гражданин немецкого происхождения Курт Ганталер двадцать первого ноября всего на несколько минут опоздал в Рио-де-Жанейро на роковой рейс “Air France”. В Европу он вернулся спустя несколько дней через Мюнхен. Следствие показало, что в Венеции он был утоплен путем удержания под водой любовницей, тайкой по происхождению, которая приревновала его к итальянке, работающей официанткой в остерии недалеко от квартиры, где и был обнаружен труп неудачливого американца».

А еще через неделю ко мне в дверь позвонили.

На пороге стоял почтальон, рядом с ним красная тележка с почтой, в вытянутых руках он держал небольшой пакет. На его лице было выражение удивления и страха.

Я взяла пакет из рук почтальона, и тут же его выражение передалось мне, я чуть не разжала руки – посылка мелко вибрировала и даже издавала чуть слышный звук.

Я вздрогнула и застыла с вытянутыми руками. Почтальон смотрел на меня, я на него, и мы молчали.

Потом он пожал плечами, развернулся и даже уже толкнул свою тележку, но потом вспомнил и протянул мне свою регистрационную машинку. Я неловко расписалась палочкой на пружинной тонкой проволоке – подпись вышла корявой, так как руки почтальона, державшие машинку, тоже дрожали.

– Может, в полицию? – Он заглянул в мои в глаза, учтиво наклонившись вперед.

– Спасибо, я разберусь!

В гостиной долго не могла понять, куда положить пакет, потом положила его на диван – наверное, оттого, что на мягком он почти не гудел. Осторожно вскрыла упаковку. Сверху было письмо. Под ним работала электрическая зубная щетка «Braun» – изо всех сил крутила двухцветную щетину.

Я открыла письмо:

«Как совсем жаль, что ты не имел потерять голову, а то бы у нас стал маленький кудрявый мальчик и имел глаза цвета неба...

Лоренцо Бернатти

Венеция, Сан-Марко, ноябрь».

Следователь сидит на стуле очень прямо. Упирается кулачками в край столешницы, приспустив мятые черепашьи веки.

– Продолжайте, – говорит он тихо, двигая только выступающей вперед нижней челюстью. Подергивает головой к плечу, будто все время зовет куда-то.

– Мне сорок четыре года... – мужчина трет лоб. – Рост сто восемьдесят три сантиметра... Вешу я восемьдесят один килограмм. Глаза серые. Волосы седые, вьющиеся. Хорошо, это не нужно. Я понимаю... Извините.

– Одну секундочку... – Следователь картонно разворачивается через плечо и широко улыбается мелкими зубами помощнику, чьи кисти в латексных перчатках похожи на пластмассовые протезы. – Подключите, пожалуйста, детектор... – Его указательный палец направляется в сторону машины, а сам он возвращается в исходное положение, поправляет пиджак и трогает волосы на висках, словно проверяет, на месте ли они. – Вас же не будет смущать, если сейчас ассистент подсоединит вас к очень умному прибору, правда? Мы же все здесь хотим одного – понять, что произошло, – с нажимом говорит он, двигая маленькими руками лежащие на столе калькулятор и микрофон так, чтобы те располагались параллельно друг другу.

Мужчина обреченно кивает:

– Я тоже хочу понять, почему она это сделала...

Ассистент пластиковыми руками лепит на мужчину множество датчиков, колет его в палец, скребет по коже, отходит к аппарату, вставляет туда шприц и скребок, крутит ручки настройки и что-то бормочет себе под нос.

– Что? Я совсем не слышу... – Мужчина подается вперед, натягивая провода.

– Это он не вам. – Следователь опять широко улыбается и, тыча ладошкой, велит ему сесть поглубже. – Вы до сих пор живете один?

Мужчина кивает, морщится и проводит рукой по губам. У него одновременно течет из глаз и из носа. Он достает из кармана салфетку и вытирается, будто его облили. Старательно разглаживает лицо, а оно у него все равно сминается в гримасу. Глупо смотрит на стену. Задирает светлые брови и хлопает глазами... Кривая щель губ скрывает его плач.

– Ну, передохните. Не волнуйтесь... А я пока ознакомлюсь с вашей первоначальной, так сказать, распечаткой. Дайте мне ее, пожалуйста, на стол. – Взмах маленькой ладошки.

Ассистент вынимает из машины лист и кладет его на стол. На листке под сложным логотипом учреждения – таблица:

Следователь пробегает по таблице глазами, мелко кивает и кладет листок в большую папку.

– Что там? – Мужчина, возвращается к действительности.

– Теперь у нас есть параметры некоторых ваших механических, тепловых и других физических свойств.

– И?

– И теперь, по-крайней мере, мы знаем, что вы это вы... Ну... считайте, что мы таким образом вас идентифицируем... И чтобы не тратить впустую ни ваше, ни мое время... Расскажите еще раз, как все это произошло.

– Это случилось в четверг... Двадцать первого... Или это был не четверг...

– Двадцать первое – это пятница... Или это было не двадцать первого?

– Точно. Это была пятница. Двадцать первое. – Мужчина замолкает, чешет ладонь.

– Расскажите подробно... Что это был за день?

– День как день. Пыль только страшная...