Ромен Гари, хамелеон - Мириам Анисимов

Ромен утверждал, что они с матерью в Вильно были «проездом». На самом деле Роман Касев прожил там по крайней мере восемь лет: первый год своей жизни, а потом с шести до двенадцати лет. По-видимому, они с матерью покинули Вильно в 1927 году. Но в произведениях Гари мы не найдем ни иудеев в длинных традиционных одеждах, ни бродячих торговцев, ни носильщиков, ни нищих, выпрашивающих милостыню, ни чистильщиков обуви, ни рабочих в знаменитой кепке с коротким козырьком. Он не упоминает и о характерных для восточноевропейских городов клезмерах[11] — профессиональных музыкантах, игравших на свадьбах впереди кортежа и на веселом празднике Пурим. А ведь на одной из улиц, по которым они проходили, стояла меховая лавка его отца и дяди.

Не описывает Гари и Вильно с арками, нависшими на улицах, мощенных крупными неровными, звенящими булыжниками, с рыбным рынком, мясными лавками, булочными, откуда доносится аромат свежеиспеченных бейгелз (бубликов с маком) и хал (субботних хлебов), бакалейными, где стоят бочки с надписями Schmalz herrings[12] и Gurken[13]. За этими своими любимыми лакомствами Ромен будет заходить в Нью-Йорке в магазинчик на углу 53-й улицы и Пятой авеню, по дороге к своему литературному агенту Роберту Ланцу.

Гари помнил улицы своего детства — их названия мы находим в «Европейском воспитании» и «Обещании на рассвете». Хотя он говорит лишь о Завальной и Немецкой улицах: на первой располагалась синагога Альте Клойц, а на второй — библиотека Страшун, одна из крупнейших иудейских публичных библиотек в мире, основанная состоятельным ученым и предпринимателем Мататияху Страшуном, передавшим свои книги в дар еврейской общине Вильно. Синагога Альте Клойц стояла в центре старого еврейского квартала Жидовска, там фашисты ежедневно устраивали облавы и сотнями свозили людей в Понары, где безжалостно всех расстреливали. На самом деле в детстве Ромен Гари вряд ли выходил за пределы Жидовска, а по описаниям города, которые он дает в своих романах, не видно, что это еврейский квартал.

Ромен Гари родился в год начала Первой мировой войны. В черте оседлости, в частности в Литве, потом еще целое десятилетие сохранялась сложная, нестабильная, неопределенная ситуация. С 1914 года по 14 декабря 1925-го (дата присоединения города к Польше) статус Вильно менялся восемь раз. Указом Николая II на всей территории Российской империи, расположенной к западу от линии Санкт-Петербург — Смоленск и к югу от Днепра, распространялся закон военного времени.

Отец писателя Арье-Лейб Касев в форме солдата русской армии в годы Первой мировой войны.

Collection Diego Gary D. R.

Лейб Касев был мобилизован в запас. Евреи, вступавшие в ряды российской армии, давали особую присягу и могли стать офицерами только при условии обращения в православие. Единственный портрет отца, который был у Ромена Гари, — это фотография, сделанная сразу же по прибытии до зачисления Арье-Лейба в часть. На нем шинель солдата Российской империи 1914–1915 годов без каких-либо отличительных знаков, указывающих на род войск, полк и номер батальона: на тот момент Лейб еще не был прикомандирован ни к какому подразделению. Ремень, который мы видим на нем, не носили с такой шинелью, и, возможно, Арье-Лейб достал его себе специально, чтобы сфотографироваться.

Гари в «Обещании на рассвете» пишет, что был младенцем, когда его отец ушел из семьи. В какой-то степени это правда: его отец был на фронте и сына увидел только после окончания военных действий, когда Роман с матерью вернулись домой. Роману исполнилось семь лет.

Сложно точно сказать, где жили Мина с сыном с 1915 по 1921 год. Летом 1915-го они оказались в числе тысяч прибалтийских евреев, которых Россия, отступая перед натиском немцев, обвинила в шпионаже в пользу Германии. Линия фронта проходила в непосредственной близости от мест, где они обосновались, их силой выслали на восток, в глубь России, в вагонах для перевозки скота. Вывоз сопровождался поджогами и мародерством. Западнолитовские и курляндские евреи, общим числом 600 тысяч, за несколько недель были вывезены со своих земель и расселены по всей территории России, где продолжали бушевать погромы. С 1917 по 1921 год на территории бывшей Российской империи прошло не менее двух тысяч антисемитских выступлений.

Во время отступления солдаты усердно обыскивали синагоги в поисках воображаемых передатчиков и искали в бородах раввинов электрические провода, по которым врагу якобы передавались на идиш, диалекте, напоминающем немецкий язык, тайные послания. Офицеры отказывались от своего пайка под предлогом, что еда отравлена жидами, которые продались Германии.

Морис Палеолог, посол Франции в Российской империи, с ужасом пишет в своем дневнике о Петербурге зимой 1914–1915 годов:

К концу 1914 года в Варшаве и ее окрестностях собралось около 80 тысяч еврейских беженцев. Поляки грабили и убивали их прямо на улицах. В 1921 году, когда вновь была открыта российско-польская граница, 100 тысяч евреев намеревались покинуть территорию Польши: либо репатриироваться, либо эмигрировать в Западную Европу или Америку.

В 1973 году в интервью Патрису Гальбо на канале «Франс Кюльтюр» Ромен Гари упомянул о поездке на восток, которая, возможно, является отголоском высылки из Свечан. Когда Арье-Лейб ушел на фронт, Мина вместе с сыном уехала из дома своего свекра Мордехая-Шломо в Вильно и поселилась у родителей в Свечанах, откуда их всех вскоре депортировали в Центральную Россию. Возможно, они поселились в Курске на слиянии Тускары, Сейма и Кура. Чтобы дать какое-то основание легенде о своих русских корнях, Гари утверждал, что в Курске жили его предки по матери, в частности, его дед, который был «часовщиком или ювелиром».

Единственный документ, в котором местом рождения матери Гари назван Курск, — это список жильцов дома № 16 по улице Велка Погулянка, где в июле 1923 года была сделана помета о временном отсутствии Мины Касев. Но строчкой ниже, где стоит дата другой поездки, 23 апреля 192 5 года, в той же графе значится город Свечаны, с указанием, что предыдущая запись содержит ошибку. В дальнейшем во всех бумагах Мины Касев местом ее рождения будут названы именно Свечаны.