Боги, пиво и дурак. Том 4 - Ник Гернар

А потом еще раз покрутил в памяти каждую фразу из того сообщения, которое выудил для меня Лёха.

«Сведения подтвердились». Если бы принц официально и с музыкой вступил в школу начертаний, об этом знала бы вся верхушка, и никакого подтверждения особо не требовалось бы. Значит, все-таки Альба прибыл сюда по-тихому. «Каким бы качественным не было сопровождение, его можно будет узнать даже под идеальной иллюзией». Стало быть, автор этого послания предполагает, что принц в школе будет находиться с сопровождающим лицом, и может скрывать свой истинный облик.

Впрочем, для меня не было разницы, скроет он свое лицо или нет — ведь я понятия не имел, как выглядит наследник. Даже примерный возраст оставался загадкой. С одинаковым успехом Альба мог оказаться как ребенком, так и взрослым мужиком.

Блин.

Интересно, а местные ученики и наставники знают, что среди них есть принц?

Вероятно, я бы мог задать прямой вопрос Эребу — уж он-то должен быть в курсе. Но, с другой стороны, я не знал, как он отреагирует на такую осведомленность. Что, если за лишнее любопытство мне так прилетит, что мало не покажется? Или же он возьмет и просто вышлет принца. И тогда накроется мой рычаг медным тазом.

К тому же...

Если допустить, что Эреб однозначно всегда знает, кто поступает к нему в школу — то наверняка он должен знать не только о принце и его сопровождении. Но и про того засланного казачка, который пришел за ним.

Или не должен?..

В конце концов, убийцей может стать кто угодно: отпрыск знатного рода, мясник с отличными природными данными или некий ученик некой школы военного мастерства. В душу-то им не заглянешь.

Я совсем запутался.

Думай, Даня. Думай.

Решай, как действовать будешь.

Хотя прежде, чем что-то решать, неплохо бы чего-нибудь почитать про королевскую семейку и этого Альбу — в порядке политического ликбеза. Чтобы хоть в общих чертах представлять, что это за человек.

Пристегнув Лёху к поясу, я подобрал со стула куртку и направился исследовать коридоры школы, а если конкретнее — искать библиотеку.

Как только дверь за нами закрылась, в комнате раздался грохот.

Я дернулся, чтобы вернуться и проверить, что случилось, но некромант остановил меня:

— Это я Молчуна отпустил. Пусть полежит немного.

Я хмыкнул.

— Разумно. Только в следующий раз можно его как-то потише отпускать?

Лёха фыркнул:

— Переживаешь, что ушибется?

— Переживаю, что кто-нибудь может решить, будто это я грохнулся.

— Ладно, в следующий раз уложу его на бочок с колыбельной, — ехидно ответил Лёха.

Я промолчал. Но мысленно представив колыбельную в исполнении черепа, невольно улыбнулся.

Ты живешь в дурдоме, Даня. В мире, где один мертвец иронизирует над мертвостью другого и готов в шутку спеть ему колыбельную. А ты, вместо того, чтобы вспомнить о собственной смертности и тикающих часах Фортуны, забавляешься этой шуткой.

Офигенно.

Так началось мое знакомство с настоящей школой начертаний, которая на деле оказалась вовсе не такой многолюдной и шумной, как можно было бы ожидать. По крайней мере, пока я добрел до огромного зала с высоченными стенами, полностью занятыми книжными полками, мне никто не встретился.

Очутившись в библиотеке, я испытал легкое головокружение — это был настоящий книжный колодец! Потолок светился ярким дневным светом от начертаний. Стены поднимались вверх метров на двадцать, если не больше. К верхним ярусам вели аккуратные деревянные лестницы с перилами. Деревянные навесные дорожки в нескольких местах проходили прямо у меня над головой, связывая под потолком противоположные стены. И с одной из таких дорожек свисало белое полотнище, на котором крупными буквами были начертаны пять правил кодекса школы. Первое гласило, что непослушание карается изгнанием. Второе запрещало употребление алкоголя и дурмана. Третье призывало «взращивать себя с терпением, целомудрием и кротостью, и не быть равнодушным к трудам и духовному падению других». Четвертое обещало изгнание за беззаконное кровопролитие, а пятое угрожало смертной казнью за разглашение секретов мастерства людям несовершенным и недостойным.

Я усмехнулся.

Однако. Что-то мне никто не сказал про смертную казнь при поступлении в школу. Да и призыв к целомудрию с таким кадровым составом наставников вызывал немало вопросов.

Окон в библиотеке не было, только четыре больших стола в центральной части — с полноценными комплектами письменных принадлежностей, цветными чернильницами и стопками бумаги. На одном из столов лежала забытая кем-то книга — здоровенная, длиной чуть ли не в метр, и полметра в ширину. Из любопытства я заглянул в нее и обнаружил, что это огромный гербарий. На каждом развороте вверху было написано название растения, а дальше под тончайшей бумагой хранились фрагменты корней, стебель с листьями, цветы и засушенные срезы плодов с семенами.

Похоже, кто-то из местных обитателей всерьез занимался вопросом влияния начертаний на растения или повышением урожайности — в любом случае, весьма достойная ниша. Приятно осознавать, что ученики здесь не зациклены на создании смертоносных ловушек и убийственных символов — кто-то готовит себя к чему-то созидательному. И это прекрасно.

— Как думаешь, здесь должны быть какие-нибудь книги о нынешней королевской семье? — спросил я Лёху.

— Наверняка, — отозвался некромант. — Вот только как эти книги отыскать среди прочих?

Это был очень хороший вопрос.

Я принялся разглядывать нижние полки — вдруг на них притаилась какая-нибудь картотека или что-то подобное. Но, к своему огорчению, не то, что не увидел картотеки, но и убедился, что никакой системы в расстановке книг не наблюдается. Тематики и названия казались полным винегретом.

— А тебе, как я вижу, не отдыхается? — услышал я за спиной знакомый голос. — Зашел вот к тебе в комнату, чтобы проведать — а там только твой труп лежит — который, к счастью, не твой. Пришлось идти искать...

Обернувшись, я увидел Графыча.

— Здорово, брат, — поприветствовал я приятеля. Тот легким шагом подошел ко мне и с широкой улыбкой крепко обнял меня.

— Вот ты нас всех напугал! Я уж думал — конец, не поднимется Даня.

— Что, настолько плохо выглядел? — усмехнулся я.

— Не то слово. Глаза закатились, лицо побелело — а потом как рухнул на пол. А псы, которых ты умудрился призвать, разом повскидывали головы и завыли в один голос. Да так жутко!

— Звучит эпичненько. Но, как видишь, я уже живой и здоровый. Так что слухи о моей смерти, если таковые имелись, несколько преувеличены.

— Да нет, слухи-то как раз утверждали,