Три гинеи - Вирджиния Вулф

влияние. Если такова истинная сущность — косвенное воздействие — этого выдающегося оружия, мы должны обойтись без него, добавить свой ничтожный импульс к вашим гораздо более внушительным силам и вернуться к предложенному ранее написанию писем, вступлению в общество и выписки его фондам скудного чека. Подобный вывод кажется неизбежным и унылым окончанием погружения в изучение природы нашего влияния. Но ведь так и не было убедительно объяснено, почему право голосовать{14}, которое само по себе почти ничего не значит, таинственным образом связано с другим, гораздо более ценным, правом дочерей образованных мужчин, под влиянием которого почти каждое слово в словаре было изменено, включая само слово «влияние». Вам и в голову не придет назвать эти слова преувеличением, если мы поясним, что они касаются права зарабатывать себе на жизнь.

Это право, сэр, даровано нам менее двадцати лет назад, в 1919 году, Актом[53], открывшим путь к профессиональному образованию. Двери частного дома распахнулись. В каждой сумочке был, или мог быть теперь, один сверкающий новый шестипенсовик[54], в блеске которого каждая мысль, взгляд и действие выглядели иначе. Двадцать лет по меркам времени — небольшой срок; сам шестипенсовик особой ценности не представляет, да и мы пока еще не имеем возможности пробежаться по биографиям, дабы узнать о жизни и взглядах владельцев этих новеньких монет. Но, быть может, в воображении мы способны увидеть, как дочь образованного мужчины выходит из тени частного дома и стоит на мосту, соединяющем старый мир с новым и, теребя в руках священную монетку, спрашивает себя: «А что же с ней сделать? На что она открыла мне глаза?». Нетрудно догадаться, что все вокруг предстало перед ней в новом свете: и мужчины, и женщины, машины и церкви. Даже луна, пусть и испещренная множеством кратеров, кажется ей белым, незапятнанным шестипенсовиком, алтарем, на котором она поклялась ни от кого и никогда больше не зависеть, словно рабыня, с тех пор как ей принадлежит право делать что хочется; священный шестипенсовик, который она заработала своим собственным трудом. Оценивая этот воображаемый образ критически, вы ведь не согласитесь с мыслью, будто профессия всего-навсего еще одна форма рабства, а, исходя из опыта, скорее признаете, что зависеть от профессии куда менее отвратительно, нежели — от отца. Вспомните свою радость от первой заработанной в адвокатуре гинеи и тот глубокий свободный вздох, который вы сделали, осознав, что зависимость от Образовательного Фонда Артура позади. Самое ценное в вашей жизни: дом, жена, дети, а также все, чего вы добиваетесь возможностью влиять на других людей — словно из магической искорки, способной и создавать, и разрушать, берет начало из той гинеи. Но каким было бы ваше влияние, живи вы до сих пор на 40 фунтов из семейного кошелька и к тому же в подчинении пускай даже самого благосклонного из отцов? Нечего и гадать — ничтожным. Поэтому, независимо от причин, будь то гордость, любовь к свободе или ненависть к лицемерию, вы должны понимать волнение, с которым в 1919 году ваши сестры начали зарабатывать, если и не гинею, то хотя бы шестипенсовик, и не станете презирать их гордость и то, что с тех пор они более не используют влияние, описанное сэром Эрнестом Уайльдом.

Само слово «влияние» тогда изменилось. Ныне дочь образованного мужчины имеет в своем распоряжении влияние, отличное от всего, чем она обладала раньше. Это не влияние Сирены[55]; и не влияние дочери образованного мужчины, не имевшей права голоса; и даже не то влияние, которое она получила, когда уже смогла голосовать, но была лишена возможности зарабатывать себе на жизнь. Оно отличается, поскольку в его основе не лежат более ни шарм, ни деньги. У дочери образованного мужчины нет теперь нужды использовать свое обаяние для получения благ от отца или брата. С тех пор как семья не в состоянии наказывать ее финансово, она может открыто выражать свое мнение. Вместо поддакивания, которое зачастую было бессознательно продиктовано потребностью в деньгах, теперь она может искренне заявлять о том, что ей действительно нравится, а что нет. Короче говоря, не обязательно все время соглашаться — можно и критиковать. И теперь, наконец, она обрела бескорыстное влияние.

В общих чертах, именно такова сущность нашего нового оружия, влияния, которое может сейчас оказывать дочь образованного мужчины, когда она в состоянии зарабатывать себе на жизнь. Но встает другой вопрос, требующий обсуждения: а как ей использовать это влияние, дабы помочь вам предотвратить войну? И тут же становится ясно, что, если нет разницы между мужчиной и женщиной, которые зарабатывают себе на жизнь, в этом письме можно ставить точку. Ведь, если наши точки зрения совпадают, всего-то и нужно — добавить свой шестипенсовик к вашей гинее, следовать вашим методам и вторить вашим словам. Но, к счастью или несчастью, это не так. Разница между мужчиной и женщиной по-прежнему невероятно велика. И, чтобы доказать это, вовсе не нужно обращаться к сомнительным и опасным теориям биологов и психологов; мы можем апеллировать к фактам. Возьмем, к примеру, образование. Вы получали его в государственных школах и университетах на протяжении пяти-шести столетий, а мы — всего шестидесяти лет. Или, скажем, имущество{15}. У вас есть собственное, а не благодаря замужеству, право почти на весь капитал, все земли, ценности и привилегии Англии. А у нас вне брака таких прав практически нет. И ни один психолог или биолог не возьмется утверждать, что подобные различия одинаково влияют на формирование наших с вами умов и тел. Поэтому кажется неоспоримым и то, что «мы», столь отличающийся по образованию, наследию и традициям класс, безусловно должны разниться и в некоторых фундаментальных особенностях с «вами», чье тело, мозг и душа развивались в совершенно других условиях. Глядя на этот мир, мы видим его по-разному. Поэтому любая помощь с нашей стороны будет отличаться от той, которую вы сами себе способны оказать, и, возможно, ее основная ценность как раз и заключается в различии между нами. Следовательно, прежде чем согласиться подписать манифест или присоединиться к вашему обществу, необходимо определить, в чем конкретно заключается разница между нами, ибо, найдя ее, мы, быть может, заодно поймем, и в чем должна состоять наша помощь. Поэтому давайте начнем с простого: с яркой фотографии вашего мира — мира, каким его видим мы из окон частного дома; в тени Святого Павла[56], по-прежнему застящей нам глаза; с моста, соединяющего частный дом с общественной жизнью.

Ваш мир — мир