С августа по ноябрь - Иоланта Ариковна Сержантова

— Отчего лето так кОротко? Не от того ли, что ребятишки бегают в коротких штанишках, да ночь не так длинна. как в другое время?

— А, может, и от того.

Жизнь минет, как лето. Обещает много, уходит внезапно.

Не по мне

Ох, как хочется всякому быть единственным хранителем каждой из истин, коих не счесть, как неисчислимы в небе звёзды

Автор

Большое зеркало напротив круглого стола. Я пытаюсь уличить его во лжи, и прячусь от своего отражения, так скоро, как могу. В порыве роняю с тумбы у зеркала статуэтку, и пугаюсь до слёз. Ищу, чем склеить и конечно же ничего не нахожу.

В попытке спасти самоё себя от справедливого наказания, скрепляю фигурку жёваным хлебным мякишем, и успеваю сделать это за мгновение до того, как замочная скважина принимается грызть подставленный матерью ключ.

Оглядывая комнату, мать ищет повод достать из шифоньера ремень, но к счастью для меня, явной причины нет. Недовольная этим, она уже было собралась выйти в кухню готовить ужин из продуктов, добытых мной же, бездельником и вралём, в бесконечных очередях, как вдруг мякиш предательски ослабляет хватку и отломанная часть статуэтки приземляется прямо к ногам матери…

Да что ж такое?! Почему бы не вспомнить нечто приятное, радостное, то, о чём приятно рассказать при случае? Увы, память, перебирая в сундучке произошедшего некогда с тобой, сама решает, что важно, а что нет.

И от того, к ужасу тех, которые хотели «как лучше», кажется, что всё хорошее, весёлое, важное свершилось вопреки их стремлению загнать тебя, как зайца, в рамки написанных кем-то правил. Только вот… те, которые пишут правила, не становятся ли они на цыпочки своего высокомерия, дабы прикинуть «размеры бедствия» и найти способ обуздать желание любого быть самим собой?..

Большая часть человечества, как мокрая вата — чей кулак сожмёт, ту форму и принимает. Так — не желаю. Не по мне.

Помнится случай, когда перед приходом в гости дяди, известного профессора точных наук, да будут долгими его дни! — мать затеяла генеральную уборку нашей комнаты в коммунальной квартире. По окончании процесса мне было тошно из-за однообразия, от ровности строя книг и предметов.

Зайдя в комнату, дядя скептически огляделся, внимательно посмотрел и на сестру, а затем спросил, с тайной надеждой обмануться в своих ожиданиях: "И что, у вас всегда …т а к?!" В ответ на моё негодующее: "Не-е-ет, конечно!", мать тогда чуть не прибила взглядом к полу, зато дядя улыбнулся одобрительно.

Беспорядок не то, что вы думаете о нём.

Букет одуванчиков в моей руке:

— Погляди-ка, они, словно горсть крошечных солнц!!!

— Я вижу только выпачканные в песке руки, и больше ничего.

Славно

Небо насыпает полные горсти монпансье града в широкие ладони листьев винограда.

— Как так? Не лето же! Отутюженные салфетки ландышей оттенка шампань уже приготовлены. Осталось только застелить округу белой скатертью снега, и ждать.

— Чего?

— Зимы.

— Но не рано ли?!

— Может, ежели пораньше начнётся, то скорее иссякнут её силы…

— Сомнительно. Обыкновенно она привозит с собой так много и располагается столь основательно, что кажется, будто она решила поселиться навечно.

Вдыхая полной грудью влажный, кисловатый аромат осени, перебираешь неспеша радости минувшего лета, словно детские рисунки, и от того, вместо удовольствия, вовсе мрачная округа кажется одним чёрно-белым снимком.

— Тебе не угодишь. Лето было? Было! Чего ж тебе ещё?

— Просто… грустно очень. После многоцветия с многозвучием, жары с купанием, — два-три цвета и остуда. Словно бы намёк, на то, что недолог век радости, и неизменно наступит то «после», о котором знать-то страшно, не то мечтать.

— Гляди-кось, луна…

— И чего с нею?

— Запуталась в паутине облака…

— Ведь не мухой, но жемчугом, коими любят представляться росы с дождями. И нет бы озлиться, либо встревожиться, так оно показалось луне забавно, что откинувшись на спину, принялась она раскачиваться. Тут уж и ветер, повсегда готовый к проказам, уперев одну руку в бок навроде чайной чашки, второй почал толкать качель. Долго ли станешь гадать про что стало с нею?

— С качелью али с луной?..

…Коли есть когда с кем поговорить ни о чём, неважно тогда, — ненастье ли просится в дом обсушиться, дятел ли просит ещё каши, стучит по подоконнику, будто по тарелке, — всё одно, славно.

Окна

I

— С какой радостью гляжу я на немытые оконные стёкла. Ни одна птицы не падёт бездыханной. Случись такие в моём дому при жизни бабушки, вот бы я получил от неё за это!

— Не понял, за что именно.

— Да что окна грязные!

— Ну, а птицы тут причём?

— Если окошко отмыть как следует, птицы. не разобравшись, бьются насмерть о прозрачные стёкла.

— И что, твоей бабушке было всё равно?

— В том-то и дело, что нет!

— Ты меня совершенно сбил с толку.

— Бабушка сперва отмывала стёкла с мелом, а после вешала чистые занавески. Они вздымались на сквозняке, будто паруса, и отпугивали птиц.

— И..?

— А я не терплю на окнах тряпок, посему просто не мою стёкол!

— Ох… затейник ты, однако.

— Лентяй!

— Ну, одно — другому не мешает. Знаешь, как говаривал один наш профессор?! «Учитесь быть ленивыми! Все открытия человечество совершило из желания облегчить себе жизнь.»

— Умный мужик.

— Без сомнения.

II

Я живу неподалёку от города, где родился. Проезжая мимо одной станции, которая до войны именовалась Сосновкой, всегда смотрю то место, где меня дожидались дед с бабой. Низенькая, почти квадратная бабка и чуть выше её — прямоугольная фигурка деда. Их было хорошо видно издали даже в сумерках. Маленьким я их точно такими и рисовал: квадрат подле прямоугольника. Взрослые восхищались моими рисунками и, похлопывая по плечу, говорили, что я, такой молодец — уже разбираюсь в арифметике. Но я нисколечко, ничегошеньки не понимал в ней, а просто рисовал дедов.

Их нет давно, но, когда проезжаю мимо Сосновки, так и кажется, — а вдруг стоят?! Придвигаюсь ближе к окошку, плющу нос о стекло, как бывало в детстве, ищу их глазами на пригорке, да плачу, от того, что не нахожу. И страшно, и хорошо…

— Страшно — понятно, а хорошо-то из-за чего?

— Воображаю, что встретить меня им помешал дождик, и они прячутся в беседке подле сарайчика, который снимают на лето под видом «усадьбы». На низеньком крепком столике нехитрая закуска, и то там, то сям