Некто или нечто? - Михаил Ефимович Ивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто и нигде не мог от нее укрыться. Она настигала королей и королев в глубине дворцовых покоев, князей, укрывшихся в замках, опоясанных толстыми стенами, рвами, наполненными водой. Она не щадила ни епископов, ни ученых алхимиков, ни пьяных гуляк. Римский император Марк Аврелий, французские короли Людовик XIV и Людовик XV, королева Англии Анна, кайзер Иосиф I, малолетний русский император Петр II — все эти коронованные особы погибли от оспы.
Не зная причины болезни, люди давно заметили важную ее особенность: дважды оспой не болеют. Знаменитый бельгийский врач и натуралист Ван-Гельмонт, живший на рубеже XVI и XVII веков, писал: «Оспа происходит от яда и несет с собой заразу. Никто не может описать его свойств, так как он не имеет имени, а только последствия. Однажды испытав действие яда, человек не болеет им». Да, человек, перенесший «хорошую» оспу, то есть легкую форму болезни, мог считать себя в безопасности при любой эпидемии. А раз так, то нельзя ли, заразив себя умышленно, переболеть легкой формой, и делу конец? И начались прививки. У разных народов они назывались по-разному. Латинское название подобных прививок, теперь уже не применяемых, — вариоляция, от «вариола» — оспа.
В Китае вариоляция известна была еще в VI веке. Детям закладывали в нос струпья, взятые у больного легкой формой оспы. В Индии и Аравии оспенную жидкость втирали в кожу. На Руси в средние века оспенные струпья привязывали к телу и при этом советовали есть побольше меда, чтобы оспа скорее принялась. В Европе в начале XVIII века вариоляцию упростили: скальпелем, смоченным в оспенном гное, делали надрезы на коже. Именно таким способом привита была в 1768 году оспа Екатерине Второй и ее наследнику Павлу.
При любом способе вариоляция оставалась опасной. Не было ни- какой гарантии, что привитый, несмотря на все предосторожности, не заболеет тяжелой смертельной формой оспы.
Эдуард Дженнер умел делать вариоляцию. Но он понимал всю опасность этой операции и много думал над тем, как найти выход. В те времена, во второй половине XVIII века, оспой болели в Англии не только люди, но и коровы. На вымени у коров появлялись черные пузырьки, они превращались потом в язвы.
Хотя коровы болели не человечьей, а своей, коровьей оспой, доильщицы часто заражались от них. Руки у женщин покрывались язвочками, которые, впрочем, после свинцовых или купоросных примочек быстро исчезали. Иного вреда коровья оспа доильщицам не причиняла. Зато польза от нее была огромная!..
Однажды к Дженнеру пришла по поводу какого-то недомогания крестьянка. Выслушав ее и прописав лекарство, Дженнер спросил, не хочет ли она сделать себе оспопрививание — вокруг много больных, легко заразиться.
— А я не боюсь, — ответила крестьянка и протянула ему руки, покрытые мелкими язвочками, — видите, у меня коровья оспа.
— Ну и что?
— Как что? Вы разве не знаете, что после коровьей оспы человеческой не болеют?
— Вы уверены в этом?
— Да спросите хоть кого в нашей деревне!
Дженнер стал наблюдать. Много лет подряд он вел записи. Из них явствовало, что крестьянка, показывавшая ему свои руки, права — не было случая, чтобы кто-либо, переболев коровьей оспой, заразился впоследствии человеческой.
Наконец, — это было в мае 1796 года, — Эдуард Дженнер решился привить человеку коровью оспу. В присутствии нескольких врачей и других наблюдателей он взял несколько капель лимфатической жидкости из руки доильщицы Сары Нельме, заболевшей коровьей оспой. Затем он ввел эту жидкость восьмилетнему Джеймсу Фиппсу, сделав скальпелем на плече мальчика надрезы. На седьмой день после прививки Джеймс пожаловался, что у него болит под мышкой; его стало немного лихорадить, слегка повысилась температура, болела голова. На другой день все прошло, Джеймс стал здоров и весел.
А Дженнер готовился к следующей, самой ответственной, самой опасной операции. Чтобы доказать, что прививка действительна, надо привить Джеймсу Фиппсу уже не коровью, а настоящую, человеческую оспу. Если мальчик не заболеет… Если не заболеет?.. Ведь это первый опыт. И подопытным существом служит не крыса, не кролик, а человек. На карту ставится жизнь мальчика, жизнь самого Дженнера (его могут растерзать, в случае неудачи, еще до суда) и, главное, самая идея спасения человечества от болезни, которая производит не меньшие опустошения, нежели чума.
Дженнер слишком долго готовился к этому решающему опыту, чтобы отступать. И еще он вспоминал, как в детстве перенес тяжелую форму оспы. Он выжил чудом. Ему было тогда восемь лет, столько же, сколько сейчас Джеймсу Фиппсу.
И вот — это было 1 июля того же 1796 года — Дженнер взял гной из язвы человека, больного натуральной оспой, и ввел его в надрезы на плече Джеймса Фиппса. На месте надреза появилась краснота. Дженнер не отходил от мальчика ни днем, ни ночью. Но Джеймс спал спокойно и только иногда во сне порывался расчесать место прививки. Мальчик не заболел. Краснота исчезла, на плече ребенка остался лишь шрам.
Дженнер продолжал изучать оспу и делал прививки всем желающим. Он навещал семейство Фиппсов. Рослый крепкий Джеймс вел доктора в сад и показывал ему розы, за которыми любил ухаживать. Много лет спустя, когда Джеймсу было уже около тридцати, Дженнер подарил ему дом…
Дженнера называют благодетелем человечества. Его метод вакцинации (от латинского «вакка» — корова) применяют и сейчас во всем мире. Ему воздвигнуты памятники в Лондоне и в Булони. А что творилось после первых прививок, сделанных Дженнером!
Ученый муж из Лондона:
— Ах, этот вульгарный сельский лекарь с его коровьими прививками? Сомнительно, очень сомнительно. Во всяком случае, тут нет ничего от науки, и его статью нельзя печатать. Нет, нет…
Лавочник:
— Дженнер настоящий безбожник, хоть он и сын священника. В прежние времена за этакое богохульство поджарили бы пятки на костре. Надо же так придумать — вводить человеку скотское начало! Тьфу…
Дамы в гостиной:
— Ужасно, ужасно… Мне сказал один знающий человек, что у несчастного мальчика Фиппсов вырастут рога…
— Да, да, я слыхала, что у всех, кому делают эти чудовищные прививки, лица постепенно становятся коровьими.
— И не только. Я знаю наверно, что дочь одной почтенной леди, после того как ей привили эту скотскую болезнь,