Новая Магдалина - Уилки Коллинз

Он старался нащупать пульс, но его рука дрожала, шум и суматоха в кухне оглушали его.

— Праведное небо! — воскликнул он. — Мое волнение пересиливает меня!

Мерси подошла к нему со свечой. При свете они увидели страшную рану, нанесенную осколком гранаты, в голове англичанки. Состояние доктора Сюрвиля изменилось тотчас. Выражение беспокойства покинуло его лицо, спокойствие врача закрыло его вдруг как маска. Каким был теперь предмет его восторга? Бесчувственное тело на руках — ¦ больше ничего.

Перемена на его лице не ускользнула от Мерси. Ее большие серые глаза внимательно наблюдали за ним.

— Она серьезно ранена? — спросила она.

— Не трудитесь держать свечку, — холодно ответил он, — все кончено, я ничего не могу сделать для нее.

— Умерла?

Доктор Сюрвиль кивнул головой и погрозил кулаком по направлению к противнику.

— Проклятые немцы! — вскричал он, посмотрел на мертвое лицо, лежавшее на его руке, и безропотно пожал плечами. — Судьба войны! — сказал он, кладя тело на постель в углу комнаты. — В следующий раз, сиделка, может быть, настанет очередь ваша или моя. Кто знает? Ба! Проблема человеческой судьбы внушает мне отвращение.

Он отошел от постели и выразил отвращение к немцам, плюнув на осколки разорвавшейся гранаты.

— Мы должны оставить ее здесь, — продолжал доктор. — Она была когда-то очаровательной особой — теперь она ничто. Пойдемте отсюда, мисс Мерси, пока еще не поздно.

Он предложил руку сиделке. Стук колес багажных повозок, трогавшихся в путь, и в третий раз бой барабанов раздался вдали. Началось отступление.

Мерси отдернула холстинную занавесь и увидела тяжело раненных, оставленных на их соломенных постилках на милость неприятеля. Она отказалась от предложенной руки Сюрвиля.

— Я уже говорила вам, что останусь здесь, — отвечала она. Сюрвиль поднял руки с вежливым возражением. Мер приподняла занавесь и указала на дверь из домика.

— Ступайте, — сказала она. — Я решилась.

Даже в эту трагическую минуту француз остался французом. Он удалился с неподражаемой грацией и достоинством.

— Милостивая государыня, — сказал он — вы великолепны!

С этим прощальным комплиментом дамский угодник — верный до последнего своей любви к женскому полу — поклонился, приложив руку к сердцу, и вышел из домика.

Мерси опустила холстинный занавесь. Она осталась одна с умершей женщиной.

Последние звуки шагов, последний стук повозок замерли вдали, и стрельба с позиции, занимаемой неприятелем, не нарушала более наступившей тишины. Немцы знали, что французы отступили. Через несколько минут они займут брошенную деревню. Звуки их приближения будут слышны в домике. Пока же тишина была ужасной. Даже несчастные раненые, оставленные в кухне, молча ждали своей участи.

Оставшись одна в комнате, Мерси прежде всего взглянула на кровать. Обе женщины встретились в суматохе первой стычки после сумерек. Разлученные, по прибытии в домик, обязанностями сиделки, они опять встретились в комнате капитана. Знакомство между ними было короткое и не обещало перейти в дружбу. Но роковое несчастье пробудило участие Мерси к незнакомой женщине. Она взяла свечу и подошла к женщине, которая была убита буквально возле нее.

Она стояла возле кровати, смотря в ночной тишине на неподвижное, мертвое лицо.

Это было лицо поразительное — раз увидев его (живое или мертвое), его нельзя было забыть. Лоб очень низкий и широкий, глаза необыкновенно далеки друга от друга, рот и подбородок замечательно малы. Нежными руками Мерси разгладила растрепанные волосы и поправила смятое платье.

— Не более пяти минут тому назад, — думала она, — я желала поменяться местом с то6ою!

Она отвернулась от кровати со вздохом и тихо сказала:

— И теперь я желала бы поменяться местами.

Тишина начала давить ее. Мерси медленно перешла на другой конец комнаты.

Плащ на полу — ее собственный плащ, который она дала мисс Розбери, — привлек ее внимание, когда она проходила мимо него. Она подняла плащ, смахнула с него пыль и повесила на стул. Сделав это, Мерси опять поставила свечу на стол и, подойдя к окну, прислушивалась к первым звукам приближения немцев. Слабый шелест ветра в ближайших Деревьях был единственным звуком, донесшимся до ее слуха. Она отошла от окна и села у стола, думая:

— Не осталась ли еще какая-нибудь неисполненная христианская обязанность к умершей? Не нужно ли было сделать еще что-нибудь до появления немцев?

Мерси припомнила разговор, происходивший между ее несчастной собеседницей и ею. Мисс Розбери говорила о цели ее возвращения в Англию. Она упомянула об одной даме — родственнице, которая ее не знала, но ждала ее Кто-нибудь, знающий, как умерла бедняжка, должен написать ее единственному другу. Кто это сделает? Никто не мог этого сделать, кроме единственной свидетельницы катастрофы, теперь оставшейся в домике, — самой Мерси.

Она взяла плащ со стула и вынула из кармана кожаный бумажник, который Грэс показывала ей. Единственная возможность узнать адрес, по которому писать в Англию, состояла в том, чтобы открыть бумажник и рассмотреть бумаги. Мерси раскрыла бумажник — и остановилась, чувствуя странное нежелание продолжать осмотр.

Минутное соображение подсказало ей, что ее совестливость неуместна. Если она не тронет бумажник, немцы конечно осмотрят его, а немцы вряд ли побеспокоятся написать в Англию. Чьим глазам приличнее осмотреть бумаги умершей — глазам мужчин и иностранцев или соотечественницы? Мерси перестала колебаться. Она высыпала все, находившееся в бумажнике, на стол.

Несколько писем, связанных лентой, привлекли прежде всего внимание Мерси. Чернила, которыми написаны были адреса, побледнели от времени. Письма, адресованные к полковнику Розбери и к мистрис Розбери, заключал: в себе переписку между мужем и женой в то время, когда военные обязанности полковника заставляли его отлучаться из дома. Мерси опять связала письма и перешла к бумагам, лежавшим по порядку под ее рукой.

Эти бумаги состояли из нескольких листочков, зашпиленных вместе и озаглавленных (женским почерком): «Мой дневник в Риме». Краткий осмотр показал, что дневник был написан мисс Розбери и в основном посвящен описанию последних дней жизни ее отца.

Когда дневник и письма были положены в бумажник, единственной бумагой, оставшейся на столе, было письмо. На конверте, в котором лежало это письмо, стоял адрес:

— Леди Джэнет Рой, дом Мэбльторнский, Кенсингтон, Лондон.

Мерси вынула письмо из незапечатанного конверта. Первые строчки показали ей, что это рекомендательное письмо полковника, поручающего свою дочь ее покровительнице по приезде в Англию.

Мерси прочла все письмо. Писавший называл его последним посланием умирающего. Полковник Розбери с любовью писал о достоинствах своей дочери и с сожалением о ее небрежном воспитании — приписывая последнее денежным потерям, принудившим его переселиться в Канаду с репутацией бедняка. Затем следовали горячие выражения признательности леди Джэнет.