Шумный балаган - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да я…
– Заглушка от буя… Ты че, не вкуряешь, в натуре, что за баб подписываться – не дело. Не по понятиям это.
– Да кто тебе такое сказал?
– Это я тебе сказал!
Цепень нарочно взял сигарету так, чтобы была видна синева на пальцах. Два перстня у него. Череп на белом фоне – знак агрессивного отрицалы. И черный крест с двумя лучами. Если пацан хоть мало-мальски сечет фишку, он должен понять, с кем связался.
– Э-э, братан, извини, я это, обознался, да, – пошел на попятную он.
Все-таки дошло до него, что Вадик ему не по зубам.
– Что, вот так просто, извини, да? А ты не знал, что за такие обознанки кровью расписываются?
Цепень вытащил из кармана нож. Выставлять его напоказ не стал, но нажал на кнопку. Щелчок выскочившего лезвия еще больше напугал парня.
– Ладно, если бы ты за телку подписался…
Он продолжал наседать на незадачливого фраерка. Во вкус вошел.
– А то за какую-то корову мазу тянешь. Кто она такая?
– Да так…
– И не слабо за эту «да так» на перо наскочить?
– Это, я пошел, да…
– Я те ща пойду! Ты вообще кто такой?
– Миклуха я… С Южного мы…
Цепень слабо разбирался в географии города. Но все равно понял, что парень из другого района.
– На чужую территорию сунулся, и права качаешь. Нехорошо! Что мне с тобой делать, чудила?
– Да я…
– Ладно, Миклуха, твое счастье, что я сегодня добрый, – великодушно оскалился Цепень. – Присядь. Давай под жабры плеснем. Типа за знакомство.
Он поймал на себе недоуменный взгляд Лимона. Да и Зойка не понимала, зачем его потянуло на братание с каким-то фраерком. Зато Цепень понимал. В этом городе он, по сути, чужой. Нет за ним никакой силы. Он сам должен быть силой. И если захомутать под себя Миклуху с его корешами, можно создать неслабую бригаду. А видно, что ребята стоящие. Только внутренняя закваска не та, градуса не хватает. Но это от неопытности. Таких пацанов да в чуткие руки – цены им не будет.
2
– Когда иду я в балаган, я заряжаю свой «наган», – пропел на бравурной ноте Антон.
«Наган» и в самом деле заряжен. Только у Антона его нет. Ствол лежит в тайнике. Балаган – не самое спокойное место в городе. Но совсем необязательно брать с собой стволы.
– Девчонки любят марафет, но жить не могут без конфет, – подхватил Ленька.
– И марафет вам будет, и девчонки. Но сначала дело…
Костя немного преувеличивал. Марафет – это наркота. А это в его планы никак не входит. Но водочка также неслабо закручивает шары. Ну а девочки… А девочки – как только, так сразу.
Устали пацаны. Зато на деньги конкретно поднялись. Так что хочешь не хочешь, а подавай им кабак. Тем более что Костя сам этого хотел. Выпить, закусить, шмару снять… разве ж это не кайф?
Было уже темно, когда они подошли к балагану. Ночь на дворе. Позднее время для дела. Но вся беда в том, что не успели они сбыть последние три килограмма «черняка». Не тащить же домой. Почему бы ни совместить полезное с приятным? И дело сделать, и отдохнуть.
В ресторан они зашли с черного хода.
– Эй, братва, вы куда? – попытался остановить их повар в пожелтевшем от жира и времени халате. – С парадного заходить надо!
– А мы по делу. Кто там у вас по снабжению?
– Ну так это смотря кого и чем снабжать. Что там у вас?
– Деликатес.
Ленька достал из сумки пакет с икрой, раскрыл его – что называется, показал товар лицом.
– Неплохо… Сколько здесь?
– Три… По двадцатке за килограмм.
– По пятнашке, не больше.
– Тогда полтинник за все про все.
– Эх, молодежь-молодежь. Ладно, даю сороковник и расходимся.
– Скупердяй ты, дядя. Полтинник, и точка.
Он так посмотрел на повара, что у того пропало желание спорить. Хоть и молодой он, но с людьми разговаривать умеет – и по-хорошему, и по-плохому.
– Ладно, уговорили.
Мужик забрал пакет и скрылся на кухне. Как бы не кинул. Но нет, появился. Принес деньги. Две смятые «четвертушки».
– Только из уважения к вам. Небось натерпелись лиха.
Похоже, он знал, как нелегко достается рыбка с икоркой. Но Косте грех было жаловаться. Почти месяц они ходили на осетра. И без особых проблем. Пару раз на рыбнадзор нарвались. От одного катера по мелководью ушли, а от второго дымовой завесой закрылись. Это просто, садовые дымовые шашки в любом хозмаге купить можно. Однажды с местными схлестнулись. Мужичье наехало. Думали, что на шпану нарвались. Пришлось пальнуть пару раз из обреза, чтобы мозги им на место вставить. Обошлось. Рыбы не так чтобы очень уж много натягали, но хватит, чтобы балыков на полгода вперед накоптить. А икорка уже, считай, вся ушла. По кабакам, по магазинам, по рынкам разошлась. С этим тоже просто, главное, не зевать. Попался, правда, один чудила, такой же бестолковый, как Олег Ковтун. В бирюльки с Костей пытается играть. Десять килограммов икры взял, а оплату в светлом будущем обещает. Надо будет как-нибудь заехать к нему, поговорить по душам. Как-нибудь. А сейчас в кабак. В самый раз будет оттянуться после делов праведных.
Отца своего Костя не знал. Мать вечно в пьянках-гулянках. Считай, сиротой вырос. Дите улицы, так сказать. Сколько помнил себя, столько и ходил в обносках. В школе учиться не хотелось, но восьмилетку он бы худо-бедно закончил. Дотерпел бы. Но беда в том, что в один прекрасный момент ему вдруг стало стыдно ходить в рванине. И потому как на новые шмотки денег не было, он и забил на школу… Зато сейчас по этой части все на мази. Кроссовки фирмовые, джинсы-варенки моднячие, черная футболка без всяких там дурацких примочек. Еще бы золотую цепь на шею, тогда полный шик-блеск будет. А цепь он достанет. За деньги тебе хоть луну с неба снимут, главное, о цене договориться. Пацаны тоже упакованы, деньги-то вместе зарабатывали.
Кабак был забит под завязку. Свободен только один столик. Но на нем табличка – «Заказано».
– А мне до фени, – лениво зевнул Антон.
Ногой выдвинул стул и прилепился к нему задницей.
Костя и Ленька также не стали мучить себя сомнениями, приземлились рядом с ним.
Официантка не заставила себя долго ждать. Смазливая девчонка – длинная коса, черные глаза. Только вот настроение у нее неважнецкое. Виной всему табличка на столе.
– Извините, но столик занят.
Антон был не прочь повторить свои слова. Но Костя незаметно наступил ему на ногу. В данном случае лучше молчать.
– Я же говорю, столик занят…
Казалось, она обращается в пустоту. Как будто ее никто не слышал. Тишина за столом.