Ванька 9 - Сергей Анатольевич Куковякин

Нет, спина тоже болит, но — меньше.

После такого сидения ноги у меня уже хуже ходить начали.

Мля…

Так и инвалидом недолго стать.

Козлина капитан Манжен, ещё и проверяет, все ли два часа я на доске отдыха нахожусь, в полной ли мере осуществляется моё наказание.

Я чуть-чуть сместился на доске. Именно — чуть-чуть. Много не получалось.

На какой-то момент легче стало, а потом ещё сильнее заболело. Ну, правильно. Это кровоснабжение восстановилось и ранее передавленные нервы немного в себя пришли. Чувствовать начали.

Что только я не делал, чтобы эти два часа скоротать…

Считал, про себя песни пел…

Всё равно, каждая минута тянулась и тянулась, словно в ней не шестьдесят, а целая тысяча секунд.

Раньше, когда мы во Францию приплыли, к нам не так относились. Цветами, вином, шоколадом, сигаретами заваливали, а сейчас — вареная фасоль и доска отдыха.

Из разряда спасителей и защитников мы превратились в не пойми кого. Косо на русских солдат начали поглядывать после того, как в Российской империи революция произошла.

Как! Они своего императора с трона сбросили! Что тогда эти русские здесь могут натворить?

Мы же продолжали за них свои головы складывать…

До какого-то момента, а потом решили домой вернуться. Тут для французов мы хуже германцев стали. Правда, не для всех.

Керенский, вообще, со света нас сжить приказал. Кто жив остался, в Африке сейчас от лихорадки и голода медленно помирает…

Я снова чуть-чуть на ребре доски положение поменял. Спина отреагировала болью.

Что? Всё? Уже прошли сто двадцать минут?

Видно — прошли.

Руки и ноги мои освободили, а затем спихнули с доски.

Я лежал на песке и постепенно в себя приходил.

Хорошо-то, как…

Пусть и болит всё тело, конечности тянет, а всё равно — хорошо.

Я от удовольствия даже глаза зажмурил.

— Вставай, земляк!

Чьи-то сильные руки подхватили меня и помогли подняться. Я открыл глаза. Какие-то незнакомые солдаты.

Кто это? Таких в нашем лагере нет.

Оказалось, что они — с македонского фронта. Ну, раньше там были. Такие же, как и мы — из экспедиционного корпуса, только не во Франции воевали.

Перевели их к нам из лагеря у границ Испанского Марокко.

Кстати, французы к испанцам плохо относятся. Считают их ниже себя. Ставят испанцев на один уровень с аннамитами, чернокожими и прочими жителями своих колоний. Почему так? Не знаю, это мне как-то не интересно.

— За что тебя так, братишка?

Это, уже ко мне вопрос.

— За всё хорошее…

Знают они, что такое доска отдыха — в Африке целый месяц уже находятся, познакомиться успели с местными достопримечательностями. Их сюда на строительство канала перевели — мы-то болеем, работа стоит.

Слово за слово, тут и огорошили они меня новостью. В России ещё одна революция произошла. Керенский там уже не главный, у власти — большевики, а за старшего у них Ленин.

Ну, то, что вторая революция будет, я знал. С самого детского сада, ещё до школы. У нас в старшей группе на стене даже портрет вождя пролетарской революции на стене висел. Стихи мы про него читали, песни пели. Воспитывались в правильном направлении.

Македонцы штык в землю воткнули как раз после того, как Керенского скинули. Получается — после нас, мы во Франции раньше воевать отказались.

— Нас и стращали, и голодом морили, а мы больше воевать не стали, — рассказывали мне вновь прибывшие.

Почему мне? А больше и некому. Наши все, кто на работах был, кто — больной лежал. Один я рядом с доской отдыха в себя приходил когда они в лагере появились.

— Как тут? — интересовались новички.

— Землю капаем…

Что другого я мог сказать?

— Мы тоннель для железнодорожного пути строили. Ад, а не работа…

— Платили? — поинтересовался я.

— По двадцать пять сантимов в день.

— Не богато… Тут — совсем не платят, — не обрадовал я вновь прибывших.

Я стоял и говорил с македонцами, а в голове у меня только одно вертелось — революция, большевики, Ленин…

Глава 9

Колесо

— Совсем не платят?

— Совсем.

Македонцы запереглядывались.

Ну, сейчас я их ещё сильнее расстрою…

— Хотя должны по три франка за день работы. Вам, скорее всего, так же было положено.

На мои слова один из македонцев Богородицу вспомнил. Совсем не приличным образом.

— Точно?

— Точно. — кивнул я. — Узнавали мы.

— Вот ведь как, пьют кровь из нашего брата… И дома, и здесь…

Тут мне в поясницу как раскаленную спицу вогнали. Ноги у меня ослабели и я чуть на песок не свалился. Хорошо, те, кто ближе стоял, не дали мне упасть. Отвели меня к бараку и на скамейку посадили.

— Ты, братишка, отдохни… — посочувствовал мне один из них. — По себе знаю про это наказание.

Мы с Петром, так звали македонца, разговорились. Он на доску отдыха из-за плохой кормежки в лагере попал.

— Кормили нас в лагере плохо. Иногда по три дня горячего не давали. Но, некоторые охранники жалели нас, в ближайшую деревню отпускали. Соберем со всех сантимы и идём туда за пропитанием. Тогда капрал нас пятерых отпустил. Уже на обратном пути мы на коменданта нарвались. Идём с мешками, а он нам навстречу. Спрашивает, что вы тут делаете? Мы — гулять ходили. Он — кто отпустил, капрал? Капрала мы не выдали, говорим — сами, без спросу. Ну, нас за это на доску и посадили. Как отсидели, мы с восемнадцатью товарищами ночью в Испанское Марокко ушли, но на третий день нас там поймали. Испанцы выдали нас французам, те два дня голодом морили, а затем нас и ещё других ненадежных привезли сюда. Как в наказание…

Везде одно и то же… Работать тяжело заставляют, не платят положенное, плохо кормят…

— Как тут комендант? — поинтересовался Петр.

— Скоро сами узнаете…

Скоро и узнали.

Я — тоже.

Меня, похоже, Манжен вообще собрался в гроб вогнать. За что? Кто знает…

Македонцев с ля-куртинцами смешивать не стали, всех в отдельный барак загнали.

Утром, за их отказ идти на бесплатную работу, большую часть в карцер отправили — чуть не стоя его македонцами набили, а меня и ещё четверых, которые чем-то коменданту лагеря не понравились, в сторонку охранники отвели. До полудня мы на солнышке жарились, а потом за нами откуда-то верховые прибыли.

Одно хорошо — на доску отдыха утром меня не посадили. Хотя, должны были. Не отбыл я ещё до конца своё наказание.

Манжен нас верховым передал и погнали они меня и македонцев в неизвестном направлении. Глубокой ночью