Выжившие - Дикон Шерола

Сидя в кресле, Дмитрий скользнул взглядом по пустым бутылкам, а затем обратил внимание на поднос, оставленный для него Катей. Он не помнил, когда ел в последний раз, и даже сейчас чувство голода не спешило о себе напомнить. В данную минуту Лесков охотнее предпочел бы еде бутылку коньяка, пускай даже самого дешевого. Алкоголь делал главное — помогал не думать и таким образом выступал в роли противоядия для человека, насквозь отравленного собственными мыслями.

Но теперь все бутылки опустели, и Дмитрию ничего не оставалось, как пройти в соседнюю комнату и улечься на кровать. Сон не шел, поэтому какое—то время мужчина равнодушно изучал взглядом потолок, задаваясь вопросом, что делать дальше. И вообще, будет ли это самое «дальше»? Вполне возможно, что роботы «процветающих» прямо сейчас направляются под землю, чтобы совершить последнюю зачистку.

Он не знал, сколько времени провел, погруженный в свои размышления, когда требовательный стук в дверь нарушил тишину.

«Снова Иван…», — промелькнуло у Дмитрия в голове, однако в этот раз мужчина ошибся. Из—за двери до него донесся знакомый мужской голос с характерным американским акцентом.

— Неловко отвлекать вас от вашего отшельничества, Барон, но я подумал, что вам может быть интересно то, что я вам сейчас скажу.

Это был Эрик Фостер — человек, появление которого стало для Лескова откровенной неожиданностью. С того дня, как случилась первая «зачистка», Дмитрий не видел его. Наемник не присутствовал на отпевании погибших, и, наверное, был единственным знакомым Димы, кто не пытался выразить соболезнования или поговорить с ним через дверь. До этого момента.

Странная тревога охватила Лескова, и он, уже не особо задумываясь над своими действиями, поспешил открыть Фостеру дверь. В первое мгновение Эрик даже усомнился, что перед ним стоит тот самый Черный Барон: Дмитрий утратил свой лоск, которому американец завидовал в первое время, от него разило алкоголем, под глазами залегли темные круги.

Несколько секунд он и Эрик пристально смотрели друг на друга: Дмитрий — выжидающе, наемник — с любопытством, после чего последний криво усмехнулся.

— Так у вас даже не заперто, — заметил Фостер. — А еще говорили, что вы к себе никого не пускаете. Или же это только ко мне такое особое отношение? Надо признаться, мне чертовски лестно.

— Что вам нужно? — прервал его разглагольствования Лесков.

— Это не мне, а скорее вам нужно.

С этими словами Эрик бесцеремонно прошел в кабинет и, обернувшись на Дмитрия продолжил:

— Так как никто в этом гадюшнике не желает меня слушать, пришлось обратиться к единственному трезвомыслящему человеку. А именно — лично донести до вас, что несколько идиотов во главе с Кристофом Шульцом отправились на поверхность, чтобы подохнуть за пузырек йода и несколько пластырей. В толпу этих идиотов неожиданно затесался и ваш близкий друг, Бехтереу. И мой бывший начальник, отчего я, надо признаться, до сих пор испытываю моральную травму. Что—что, а я никак не мог представить, что Фалько добровольно вступит в отряд самоубийц.

Услышав эти слова, Дмитрий переменился в лице. Новость о том, что его друзья ушли на поверхность, даже не сообщив ему, подействовала, как отрезвляющая пощечина. В то время, пока он, Дима, пытался забыться на дне бутылки, Кристоф и остальные искали способы, как защитить станцию и помочь раненым. А ведь для Шульца эти несчастные люди даже не были соотечественниками. Ровным счетом, как и для Матэо.

— Проклятье, — севшим голосом прошептал Дмитрий. — Куда они пошли?

— В «Гостиный Двор», — мрачно отозвался Фостер, после чего, криво усмехнувшись, добавил: — Знаете, я бы не стал вас тревожить, если бы не новость о том, что Шульц забрал с собой еще и Жака, второго телекинетика, тем самым лишив нашу станцию последней защиты. И плевать он хотел, что малышка Бехтерева не выстоит одна против целой армии! Вот скажите мне, Барон: каким образом Шульц может двигать предметы силой мысли, если у него катастрофически не хватает мозгов? Где этой самой мысли развиваться?

Лесков проигнорировал гневное восклицание наемника. Услышав, куда отправились его друзья, он бросился к столу и вытащил из верхнего ящика планшет размером с лист А4.

— Покажи мне местоположение Эс Пэ 79, — поспешно произнес он, после чего снова обратился к Фостеру. — Как давно они ушли?

— Они мне не докладывали. Я услышал об их вылазке из болтовни двух солдат и сразу поспешил к вам. Возможно, еще не поздно развернуть их…

С этими словами Фостер приблизился к Дмитрию и взглянул на экран планшета. На карте наконец отобразились зеленые точки, символизирующие солдат. И в ту же секунду Эрик крепко выругался, а Лесков почувствовал, как земля уходит у него из—под ног. Система определила, что группа уже достигла «Гостиного Двора», вот только были они не одни. Вокруг них плотным кольцом горели двадцать три вражеские точки — и это лишь те, которых зафиксировали камеры, встроенные в защитные шлемы.

— Дерьмо! — вырвалось у Фостера. — Вот дерьмо!

Он взглянул на Лескова, и в его глазах отчетливо отразился страх. Не нужно было быть великим стратегом, чтобы понять, что группа обречена, и теперь Спасская лишилась последней защиты. Вика Бехтерева попросту не сможет отразить второе нашествие механических солдат в одиночку. А на Лунатика нельзя было рассчитывать: мальчик настолько ослабел, что практически постоянно находился без сознания. Его разместили в правительственном госпитале, в единственном помещении, где еще сохранилось оборудование и какие—то лекарства.

— Что теперь делать, Барон? — хрипло прошептал Фостер. — Без телекинетиков мы все подохнем. Я… Я больше не знаю, как можно выжить в наших обстоятельствах.

Всю его насмешливость, как рукой сняло. Эрик надеялся, что Лесков успеет вмешаться и вернуть группу на базу, но теперь всё было кончено. В отчаянии парень смотрел на Барона, надеясь, что тот придумает какой—нибудь выход. Но Дмитрий молчал. Пораженный увиденным, он даже не заметил, как планшет выскользнул из его рук и с мягким стуком упал на ковер. В голове пульсировала одна—единственная мысль: Иван погибнет! По его вине. Если бы он не закрылся в своей комнате, наплевав на все, Бехтерев не пошел бы на поверхность вместе с остальными.

Фостер что—то говорил на фоне, словно пытался достучаться до своего собеседника, но Дмитрий уже не слышал его. Все отступило на второй план, оставляя после себя лишь биение сердца. Быстрые, мощные удары, совсем не типичные для обычного человека.

А затем Дмитрий словно наяву ощутил теплый морской ветер. Даже воздух как будто сделался соленым. Перед глазами возникла скала, напоминающая клык, и выщербленные в ней ступени. А еще оглушительный шум волн, которые вцепились в его тело своими холодными зубами. Вода захлестывала его с головой, швыряла о камни, и он должен был погибнуть, если бы не.

— Лескоу, что с вами такое? — воскликнул Фостер, заметив, как глаза Дмитрия расширились, и он беспомощно оперся ладонью о поверхность стола. Вторая рука Лескова судорожно стиснула ткань рубашки в области сердца.