Мефодий Буслаев. Билет на Лысую Гору - Дмитрий Емец

Однако не успел он на это решиться, как сТрехдюймовочкой начало происходить нечто странное. Лицо – не лицо даже, авыражение его – неуловимо изменилось. Оно сделалось саркастичным и колючим. Феябрезгливо уставилась на сигарету в своих пальцах, отбросила ее и приняласьнегодующе размахивать шляпой.

– Омерзительный дым! Эта дурында опятьпрокурила мне все легкие!

Затем взгляд феи остановился на том, чем онарассеивала дым.

– И снова эта отвратительная шляпа! Я жеписала зануде, чтоб она не смела ее носить! Ну-ка посмотрим, что она мнеответила, – сказала она и взглянула на внутреннюю часть полейшляпы. – Как? Куда-куда я должна пойти? И это она пишет родной сестре,которую не видела столько времени! – проговорила она с негодованием и,подбросив шляпу, испепелила ее взглядом.

Эдя покосился на часы. Минутная стрелкатолько-только переползла отметку «12». Часовая же была на четырех.

«Любая треть суток!.. Значит, этоДвухдюймовочка!» – понял Эдя.

Закончив со шляпой, фея соизволила заметитьХаврона.

– А это что за великан-недоросток?Неужели зануда завела себя нового пажа-лопухоида? О, она его даже пометила! Нуразумеется! Она еще в детстве подписывала все свои вещи! Пеналы, линейки,чулки, волшебные палочки! Эй, существо, как тебя зовут, и где моя сестрица тебяоткопала?

Эдя представился. Он пояснил, что его-то какраз нигде и не откапывали и что в его квартире Трехдюймовочка скрывается отпреследователей с Лысой Горы.

– Разумеется! Зануда все-таки нарвалась инамылилась в лопухоидный мир! Предупреждала я ее, чтобы она не давала комупопало обещаний! Ну-ну, Хаврон Эдуардович, или как тебя там, ври дальше!.. Чтотебе сеструха наговорила обо мне? Что я истеричка, психопатка, темная фея,которая кого попало превращает в змей, лягушек и пьяных водопроводчиков? Немолчать! Отвечать! – велела Двухдюймовочка.

Хаврон из осторожности промычал что-то, невдаваясь в подробности. Двухдюймовочка не стала настаивать, вполнеудовлетворившись мычанием.

– Великанчик! За мной шагом марш! Посторонам не глазеть! С мухами телепатически не общаться! – приказала она.

Перелетев на кухню, она моментально, одниммагическим чутьем, прозрела спрятанную в шкафчике за кастрюлями бутылкуконьяка. Об этой бутылке, составлявшей секретные стратегические запасы Зозо, незнал даже Эдя. Хаврон мысленно боднул сестру в ауру. «Таилась! От родногобрата!» – подумал он с негодованием.

Раскупорив бутылку одним движением веера, феязаставила ее взмыть в воздух и наполнила возникший в ее руке стаканчик изтемного непрозрачного стекла. Размером он был не больше наперстка.

– Разве феи пьют не нектар? Амброзию тами все такое? – вежливо поинтересовался Хаврон.

– Феи пьют все, что не едят… И едят все,что не пьют!.. Ну, за встречу! – сказала Двухдюймовочка.

Наперсток мигом опустел. Вдогонку за первымстаканчиком последовал второй. Затем, притормозив на время с коньяком,Двухдюймовочка занялась раскрытием темы венских колбасок. Откуда они взялись,Эдя сказать затруднился бы, но, судя по всему, Двухдюймовочка свистнула их водном из центральных ресторанчиков. Учитывая размеры колбасок, фее приходилосьуменьшать их в два или в три раза. Голодный Эдя грустно наблюдал за этимкощунством.

«Не хочет угощать и не надо! Просить не буду.Нет смысла размениваться на пустяки. Хорошо бы стрельнуть у нее денег…» –подумал Хаврон.

– Меня тут грозили убить, – начал ониздалека.

Двухдюймовочка закивала с набитым ртом.

– Хорошая мысль! Одобряю. Если нужнабудет помощь – пусть свистнут меня. Ты так огромен и нелеп, – пробормоталаона.

Хаврон понял, что бить на жалость бесполезно.

– Я должен много денег! Вот я и подумал,что ты могла бы… – начал он.

– Дальше можешь не продолжать,великанчик. Пункт XII «Книги запретов», – перебила фея.

– Чего?

– Озвучиваю: «Под угрозой лишения магиифеям и другим волшебным существам запрещено творить деньги и другие средстваобмена из воздуха, грязи, морской воды и проч. Заговаривать счетные машины,банкоматы, одурачивать сервера и банковские терминалы. И тем более запрещенопередавать добытые упомянутым образом денежные средства лопухоидам». В средниевека все было иначе. Хоть из воздуха золото делай, сейчас же, увы… Низзя!

– Но почему? Это же такая ерунда! –воскликнул Эдя.

– Как ты сказал? Не рассуждать!Молча-а-ать! – заорала фея.

Хаврон тревожно притих. Разгневанная феяпопыталась перелететь с мойки на кухонный стол, где она оставила стаканчик,однако слишком объелась, и стрекозиные крылья работали вхолостую. Заметив это,Эдя деликатно подставил ладонь и перенес фею на стол.

– Отбой команде «молчать!» –смилостивилась Двухдюймовочка, у которой, как у всякой уважающей себя феи, былоне семь, а семьдесят семь пятниц. Причем не на неделе даже, а в одном четверге.

– Ты начинаешь нравиться мне, великанчик!Ты такой комнатный, не слишком громоздкий. Тебя можно посылать за жратвой,когда влом применять волшебную палочку. Хочешь стать моим пажом, назло моейсестрице? Воображаю, что она скажет, когда вместо своей метки увидит на тебемою!

Эдя немедленно подтвердил готовность статьчьим угодно пажом, и снова принялся клянчить денег.

– Ну пожалуйста! Это же такпросто! – с надеждой сказал он.

– Именно потому, что просто, это изапрещено. Будь все иначе, любой спятивший маг смог бы забросать мир лопухоидовтюками денег не менее реальных, чем настоящие купюры. Или вообще превратить всюбумагу мира в деньги. Это привело бы лопухоидный мир, который и так держится насоплях, к катастрофе, – назидательно сказала фея и осушила еще одиннаперсток коньяка.

Ее маленькие уши, чуть оттопыренные, как увсех фей, побагровели.

– А обойти этот запрет никакнельзя? – заговорщицки спросил Хаврон. – Ну там вместо денег дать мнештучек десять бриллиантов?

– Сколько-сколько? – с улыбкойпереспросила фея.

– Ну пять… – неохотно поправилсяЭдя.

– А не лопнешь?

– В крайнем случае… ну в самом крайнем…один, – убито произнес Эдя, испытывая сильное желание уронить навсезнающую фею кастрюлю.