Жизнь удалась - Андрей Рубанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Угадал.
– А тут и угадывать нечего. Сейчас все о них думают. О деньгах.
– Здесь ты прав.
– Знаю, – твердо сказал Знайка, и Матвей понял, отчего у этого субтильного, внешне абсолютно несерьезного недоросля такое забавное мультипликационное прозвище.
За несколько последних лет длинноносый прыщавый юнец, некогда торопливо пересекавший двор с гитарой в тяжелом футляре (учился, надо же, в музыкальной школе), вырос в жилистого деловитого паренька, куда-то вечно спешащего. Под локтем – кожаная папка.
Иногда по вечерам его привозило такси.
Никто во дворе не знал, чем он занимается. Поэтому его уважали и завидовали.
– Ты мне нужен, – сказал он, не сводя взгляда с Матвея.
– Зачем?
– Дело есть. Большое. Интересное. А главное – выгодное.
– Рассказывай, – солидно разрешил Матвей.
Он уже умел, если надо, принимать солидный вид.
– Завтра покупаю машину, – сообщил Знайка.
Матвей не поверил, но потом всмотрелся в глаза соседа и понял, что тот не врет.
– Восемьсот долларов, – продолжал Знайка, понизив голос. – Идти одному с такой суммой к незнакомым людям мне стремно. Пойдешь со мной?
– Типа как охрана?
– Нет, не охрана, – сосед значительно вздернул подбородок. – Я собираюсь кое-что затеять. Бизнес. Под него и тачку беру. Только там одному не потянуть. Давай со мной.
– Что за бизнес?
– Очень простой. Сейчас все харчи – в Москве. И я знаю почему. Революции совершаются в столицах. Накорми столицу – и удержишься у власти. Остальная страна – не в счет. Сейчас в Москве есть любые продукты питания. Мы их берем, везем в область, там сдаем за наличные…
Слегка оторопев от делового нажима и от неожиданности, Матвей закурил новую сигарету и довольно грубо спросил:
– Что конкретно надо?
– Конкретно? – Знайка вздохнул и зачастил: – Конкретно мне надо возить из Москвы в Ржев сливочное масло и конфеты. С рубля имею полтора. То есть – пятьдесят процентов. Ты как шофер и экспедитор – в доле. Обратно везем дешевое пиво местного производства. В Москве сдаем, окупаем поездку. Ходка – сутки. Туда двести двадцать верст. Там пьем чай, перекуриваем – и обратно. Еще двести двадцать. Итого без малого полтыщи. Сутки потом – отдых. Таким образом, на оборот капитала отводим двое суток. За месяц вложенные сто долларов дают не менее тысячи дохода при условии бесперебойности бизнеса…
– Это как?
– Ты мне скажи как, – с внушающей уважение прямотой ответил Знайка. – Возить будешь ты. Машина должна находиться в пути постоянно. Если она стоит – она не выполняет свою функцию. Ты будешь отвечать за то, чтобы она не стояла никогда.
– Я плохо вожу машину.
– Научишься.
– А если она сломается? Я не понимаю в ремонте…
Знайка поморщился.
– Ремонт – это все мелочи. Детали! Найдем, кому ремонт доверить. Повторяю, это детали. Я – о главном. Поедешь во Ржев?
– Почему именно я? – помедлив, спросил Матвей, чувствуя, что вопрос звучит непростительно глупо. Несолидно.
– Потому что я тебя десять лет знаю. Потому что твоя мать знает мою мать. Я работаю только с теми, кого знаю.
– Мне надо подумать.
Знайка сильно удивился.
– О чем? У тебя есть другие предложения? Ты работаешь сторожем в магазине. За сто рублей в месяц.
– За восемьдесят. А кто тебе это сказал – про магазин?
– Моя фамилия Знаев, – скромно ответил Знайка. – Насчет прозвища ты в курсе. Кто владеет информацией – владеет миром. У тебя нет отца. Мать работает за копейки. Тебе двадцать два. Собираешься учиться на историка…
– На археолога.
– Неважно. Я тоже, например, хотел хард-рок играть. Как Ричи Блэкмор. И получать за это миллионы… А приходится, видишь, – конфетами спекулировать… Короче, на археолога ты выучишься потом. Когда будешь иметь нормальный заработок. Не восемьдесят рублей в месяц, а в десять раз больше. Думаю, месяца через три заживем нормально…
– Нормально – это как?
– Нормально – это нормально. По-человечески. Поедешь во Ржев?
– Поеду, – ответил Матвей, мгновенно пожалев о сказанном. Дал слово – надо держать, а как он его сдержит? Он сидел за рулем два раза в жизни. – А какая моя доля?
– По понятиям – половина, – ответил Знайка и шмыгнул носом совсем по-мальчишески.
– То есть?
– Около пятидесяти долларов при условии двенадцати рейсов в месяц. А дальше видно будет. Может быть, найдем что-нибудь поинтереснее…
Через два месяца, совершив пятнадцать рейсов во Ржев и обратно, Матвей получил на руки сто пятьдесят американских долларов наличными, купил себе кожаную куртку, матери привез пять килограммов сливочного масла и зауважал своего нового компаньона.
А еще через год Знайка сдержал свое главное обещание. Он придумал кое-что поинтереснее.
– Ага! – провозгласил Никитин заплетающимся языком. – А вот и он!
Его глаза, вроде бы осоловелые, вдруг внимательно оглядели вошедшего с ног до головы.
Матвей приветственно склонил голову.
Занавешенные окна скупо, полосами пропускали бедный вечерний свет. Было жарко и душно. Сильно пахло перестоявшимся алкоголем, женским потом, недешевым сигарным дымом. Почему-то еще – йодом. Из-под высокого потолка исходили, переплетаясь, замысловатые музыкальные звуки: дрожал красивый вокал, поддерживаемый гитарными вибрациями, – вызывал головокружение, тоску, навевал мысли лишние, отвлеченно-порочные. На полу, на обширных, темного стекла, поверхностях низких столов во множестве валялись смятые бумажные салфетки, разноцветные пачки сигарет, стояли пепельницы, подсвечники с оплывшими огарками свечей, множество бутылок, бокалов, рюмок, фужеров, стаканов и прочих емкостей с недопитым и невыпитым.
Никитин в купальном халате сидел посреди циклопического дивана, утонув в подушках, развалясь, развесив бульдожьи щеки, как и подобает крупному политикану. Второй диван, поменьше, занимала полулежащая девка, плотная, щекастая, топлес; она сосала пухлыми губами из маленького чилима гашишевый дым и глядела на Матвея огромными прозрачными глазами. Ее пупок украшало золотое колечко. В чилиме громко булькало.
Затем мимо Матвея с развязной грацией прошествовала вторая – закутанная в махровую простыню, однако на каблуках. Светлые, плохо прокрашенные волосы похабно свисали на красивое лицо. Голые, на вид мраморно-гладкие ноги как будто светились.
– Наташка! – хрипло выкрикнул Никитин, провернув пьяными зрачками. – Что за песни ты нам тут завела? Под такие звуки только людей казнить!