Достоинство - Джейн Фэйзер

— Здешний хозяин сказал мне, что вам нужна прислуга, мэм, — начала было Джулиана.

— Дорогая, прости меня, но ты говоришь не как простолюдинка, — заметила госпожа Деннисон, усаживаясь в кресло, услужливо придвинутое расторопным мистером Бьютом. — Кажется, ты приехала из Йорка?

Джулиана кивнула, и Элизабет с удвоенным вниманием посмотрела на девушку. Госпожа Деннисон была человеком искушенным и легко могла отличить ложь от правды, тем более если ее пытался обмануть неопытный лгун. Кроме того, в говоре девушки не было ни намека на йоркширский акцент.

— А где твой дом?

Джулиана воткнула в пучок последнюю шпильку и ответила вопросом на вопрос:

— А вам необходимо знать это, мэм?

Элизабет подалась вперед и ласково дотронулась до руки девушки.

— Нет, дитя мое. Можешь не говорить, если не хочешь. Но, может быть, ты скажешь мне, как тебя зовут и сколько тебе лет?

— Джулиана Ри… Бересфорд, — быстро поправилась Джулиана, вспомнив, что если ее станут искать, то по фамилии мужа. — Мне только что исполнилось семнадцать, мэм.

— Надеюсь, ты не откажешься пойти со мной? — спросила Элизабет, от которой не ускользнула заминка в ответе девушки. — Тебе нужно отдохнуть с дороги и переодеться. — Она поднялась, шелестя накрахмаленными юбками, и подкупающе улыбнулась.

— А какую работу я должна буду выполнять, мэм? — Джулиана была совсем сбита с толку невероятной скоростью, с которой развивались события.

— Мы обсудим это, когда ты отдохнешь и придешь в себя, дитя мое, — пообещала госпожа Деннисон и, потянув Джулиану за руку, помогла ей подняться. — Нас ждет экипаж. Через несколько минут мы будем у меня дома.

У Джулианы остался еще целый соверен. На него можно было бы снять жилье и покупать еду в течение нескольких дней. Но Джулиана была наивной провинциалкой, беспомощной и беззащитной в этом огромном, враждебном столичном городе. Так что отвергать гостеприимство и поддержку обворожительной женщины с лучистыми, добрыми глазами было бы непростительной глупостью. Джулиана улыбнулась даме и последовала за своей благодетельницей из гостиницы, туда, где их ждал легкий экипаж, запряженный великолепной гнедой парой.

— Ну вот, моя дорогая, — доверительным тоном заговорила госпожа Деннисон. — Теперь признайся, почему ты не хочешь открыться мне. Уверяю тебя, я достаточно повидала на своем веку, чтобы поверить каждому твоему слову. К тому же на этом свете нет ничего, что могло бы удивить или потрясти меня.

Джулиана положила голову на атласную обивку сиденья и почувствовала, как слезы подступают к глазам. Единственный человек, который так же участливо говорил с ней и проявлял искренний интерес к ее судьбе, был сэр Джон Ридж. Она подавила рыдания.

— Мое бедное дитя, что с тобой произошло? — склонилась к Джулиане Элизабет и ласково погладила ее по руке. — Доверься мне.

Тень сомнения, которая закралась в душу Джулианы, тут же бесследно исчезла. Слишком велик был соблазн поверить тяготившую ее тайну надежному, опытному, а главное, доброжелательному человеку. И если она не сболтнет лишнего, то по-прежнему останется недосягаемой для правосудия.

— Со мной произошла невероятная история, мэм… — начала рассказ Джулиана.

«Если ваша светлость не откажет мне в чести и нанесет сегодня вечером визит на Рассел-стрит, полагаю, что смогу показать вам нечто интересное. Ваша покорная слуга, Элизабет Деннисон».

Граф Редмайн еще раз внимательно перечитал записку и бесстрастно обратился к лакею:

— Посыльный еще здесь?

— Да, ваша светлость. Он ждет ответа.

Тарквин кивнул и подошел к бюро. Он взял листок гербовой бумаги, обмакнул перо в чернильницу и быстро написал несколько строк. Потом посыпал бумагу песком и сложил ее вчетверо.

— Передай это посыльному, Роберте, — сказал граф и положил записку на серебряный поднос, который лакей с поклоном унес.

— От кого эта записка? — спросил Квентин, отрываясь от чтения.

— Тебе не следует это знать, — усмехнувшись, ответил граф. — Она касается дела, которое не имеет к тебе никакого отношения.

— Понятно. — Лицо Квентина помрачнело. — Уж не по поводу ли Люсьена и его женитьбы?

— Совершенно верно, малыш, ты угадал. Хочешь шерри? — Тарквин замер с графином в руке, вопросительно приподняв бровь.

— Да, спасибо. — Квентин отложил книгу и поднялся. — Так, значит, ты все еще намерен воплотить в жизнь свой дьявольский план?

— Более чем когда-либо, — ответил граф и протянул брату бокал. — А почему ты называешь его дьявольским, Квентин? — В глазах Тарквина промелькнула усмешка.

— Потому что он таков и есть, — отрезал Квентин. — Как ты собираешься защитить девушку от любовных притязаний Люсьена? Ведь он наверняка будет настаивать на исполнении ею супружеских обязанностей.

— Предоставь это мне.

— Не нравится мне эта затея, — хмуро заметил Квентин.

— Ты давно уже дал мне это понять. — Тарквин, улыбаясь, потряс брата за плечо. — Но ведь тебе всегда были безразличны мои планы и идеи.

— Да, но мне никогда не был безразличен ты сам, — горько ответил Квентин. — Ты безбожник, Тарквин. Самый настоящий Мефистофель.

Тарквин сел в кресло, элегантно положив ногу на ногу, и залюбовался снопами искр, разлетающимися от бриллиантовых пряжек туфель.

— Пожалуй, бриллиантовые пряжки уже выходят из моды. Недавно на балу я заметил, что Стэнхоун теперь носит серебряные… А впрочем, тебе ведь это неинтересно, Квентин.

— Ты прав. — Квентин невольно глянул на свои простые кожаные туфли с металлическими пряжками. — И пожалуйста, не уходи от разговора, Тарквин.

— Прости, но мне кажется, что мы уже поставили точку в конце нашей дружеской беседы, — ответил граф Редмайн, потягивая вино.

— Так, значит, ты не отступишь от задуманного?

— Нет, дорогой брат.

— Тогда нам больше не о чем говорить.

— Вот и я того же мнения. — Граф поднялся и грациозным движением поставил пустой бокал на бюро. — Не волнуйся попусту, Квентин. Это лишь прибавит тебе морщин.

— Перестань обращаться со мной как с пустоголовым кретином! — воскликнул Квентин с необычной горячностью. — Тебе не удастся одурачить меня, Тарквин.

Граф остановился в дверях и обернулся с улыбкой на губах.

— Слава Богу, у меня нет такой цели. И никогда не будет, если ты не перестанешь любить меня.

Дверь за графом закрылась, и Квентин залпом допил вино. Он знал своего брата вот уже тридцать лет. Он помнил, в какую ярость и отчаяние пришел пятнадцатилетний Тарквин, столкнувшись с предательством друзей. А двумя годами позже Тарквин пережил страшную сердечную драму: женщина, которую он любил всей душой, на самом деле интересовалась лишь положением в свете и состоянием будущего графа Редмайна.