Маленький плохой заяц, или Взаимосвязь религии и окружающей среды - Константин Михайлов

«Время сновидений» – это период, в котором происходит действие мифов. Во «времени сновидений» мир приобретает свои нынешние очертания. По пустынной (или покрытой соленой водой), в общем, непригодной для жизни и никак не организованной земле, в некоторых мифах лишенной даже рельефа, бродят существа, которых австралийцы называют предками. Это не люди – люди, как мы помним, оставались своего рода заготовками, которые еще предстояло разрезать. Австралийская мифология не знает момента абсолютного начала, творения из ничего. Циклическое время, в котором живут аборигены, исключает образы начала и конца. Но все же оно допускает изменения окружающего мира.

Именно эти изменения и совершали предки, существа, блуждавшие по Австралии. Они придали форму людям и животным. Своими странствиями они определили рельеф, флору и фауну – тот мир, в котором живут австралийцы. В современных терминах мы могли бы сказать, что предки во «времени сновидений» создали австралийскую экосистему, но, конечно, аборигены не мыслили такими категориями.

Весь предыдущий абзац я написал, используя прошедшее время. Это естественно для человека современной западной культуры: мифы мы относим к прошлому. Историки могут спорить о том, когда именно произошла Троянская война, но всякому понятно, что она давно уже завершилась. Иван-царевич из русской народной сказки отправился в тридевятое царство не вчера или позавчера, а во времена царя Гороха, и даже звездные войны, современный миф, происходят «давным-давно в одной далекой галактике». Таково требование нашего исторического мышления: чудесному нет места в современности, оно должно быть отнесено к прошлому.

Древние народы видели историю не так. Они разделяли то, что религиоведы называют «сакральным» и «профанным» временем. Обычно человек живет в профанном, то есть обыкновенном, бытовом времени и пространстве. Но во время ритуалов он как бы перемещается во время и пространство сакральные, где мифы оживают, а люди могут прикоснуться к сверхъестественному.

Чем точнее представления культуры о времени, чем дальше она отошла от первобытного состояния, тем явственнее граница между сакральным и профанным. Современный католик ясно осознает, что облатка, которую он вкусил в церкви во время причастия, это Тело Христово. Однако крекер, которым тот же католик завтракает, это просто крекер. Казалось бы, и в той и в другой ситуации речь идет о съеденном кусочке хлеба. Но облатку делает священной ритуал: католик не просто съедает ее, но совершает это во время богослужения, погружаясь в сакральное время и пространство мифа. Он уподобляется апостолам во время Тайной вечери, и это превращает обычный хлеб в могущественный символ и священный объект. Даже у большинства примитивных культур (так этнографы называют племена, близкие к первобытности, – ничего оценочного в этом названии нет) барьер между сакральным и профанным может быть довольно четким, хотя обычно более размыт, чем в современной западной цивилизации[26].

У австралийских аборигенов все иначе. Их время тождественно пространству и не может быть из него изъято, граница между профанным и сакральным из-за этого совершенно стирается: грубо говоря, до европейской колонизации все время и все пространство Австралии оставались сакральными. «Время сновидений», таким образом, не было для австралийцев прошлым. Да, когда-то давно предки ходили по континенту и определяли его географию. Но они, сказал бы нам абориген, делают это и сейчас и будут делать это всегда. Предки некогда сформировали нашу жизнь, но в то же время они вновь и вновь появляются среди нас, и перед рождением ребенка абориген всегда старался понять, какой из предков собирается вновь родиться в его семье. Указания на это искали в снах или окружающей среде: встречах с тем или иным животным, растением, объектом рельефа. Жившие прежде и рождающиеся снова предки одновременно присутствовали рядом с австралийцами, участвуя в обрядах знахарей или появляясь на небосклоне в виде звезд.

Представить этот мир западному человеку непросто: в нашем сознании все определяет принцип причинности, предполагающий, что одно событие может влиять на другие только в том случае, если они следуют за ним. Но в сознании австралийского аборигена причинно-следственная связь не действует и то, что мы бы назвали прошлым, настоящим и будущим, сливается в единое «время сновидений». Как замечательно написал Уильям Станнер, один из величайших исследователей культуры аборигенов, «One cannot “fix” The Dreaming in time: it was, and is, everywhen»[27] («Никто не может закрепить Сновидения во времени: они были и есть…»). Слово «everywhen» обычно переводят как «всегда», но для сохранения духа Австралии лучше, наверное, использовать редкое слово «повсевременно».

А поскольку это время неразрывно связано с пространством, единственными точными координатами «времени сновидений» оказываются географические. Все вокруг австралийца – не только повсевременно, но и повсеместно – напоминает ему о предках и духах, мифах и сновидениях. Все пространство вокруг него – горы, кустарники, ручьи и тропы – становится сакральным. Эта равномерная и неизменная сакральность, разлитая в самом рельефе континента, означает, что главным объектом культа австралийцев, предметом их поклонения и почитания, их храмом и алтарем была сама Австралия.

Храм требует ритуала, но каким он может быть в храме размером с целый континент? Австралийцы знали ответ на этот вопрос: их главными обрядами были странствия, настоящие или воображаемые. У полукочевой культуры это, наверное, было неизбежно, и все же значение путешествий в мифах и жизни австралийских аборигенов, вероятно, не имеет аналогов ни в одной культуре мира. Описывая разницу между аборигеном и белым колонистом, один из коренных австралийцев, собеседник Уильяма Станнера, сказал:

Эта метафора пути есть и у других культур. Но у австралийцев за ней скрывается реальная практика. Ключевой и, наверное, самой известной составляющей их мира сновидений были дороги или, вернее, маршруты, пути странствий. На английском их называют songline (что на русский переводят как «пути песен» или «тропы песен»[29]) или dreaming trek. (На русский язык никак вообще толком не переводится: «путь сновидений», «путь для сновидений»? Возможно, лучшим переводом было бы плохо звучащее словосочетание «снящийся путь».)