Аленушка. Уж попала, так попала - Рина Беж

— Садж, ты уверен в том, что это было необходимо? — недовольно глядит на нас по очереди брюнет.

— Не рычи, Ранур, так всем будет проще, — нисколько не теряется блондин. — Её визга и причитаний, как у трех предыдущих, я бы не пережил. Хватило уже такого счастья сполна. Да и уши жалко заранее.

— А в этот раз точно не переборщил? Она восприимчива? — хмыкает третий.

Мамочки, сколько же их тут?

Третьего-то я и не заметила.

Оказывается, он развалился в подушках на низком огромном диване сбоку и с ухмылкой все это время рассматривал меня.

Шатен, высокий, как и два первых, но в отличие от них, очень крепкий и здоровенный. Про таких обычно говорят — извечный клиент спортзала, помешанный на прокачке мышц!

Его рука, унизанная кольцами, время от времени отщипывает ярко-алые небольшие плоды с одной из веток на огромном подносе, живописно заваленном всевозможными фруктами и ягодами.

Странное дело, сколько не пытаюсь их разглядеть, определить названия не могу, так как не узнаю. Хотя, кажется, повидала и перепробовала за свою жизнь достаточно.

— Уверен, — обходит меня вокруг блондинчик, изучая всю, с ног до головы. — Натренировался на предыдущих. Сейчас она спокойно нас выслушает, а к тому моменту, когда внушение спадет, уже поуспокоится и будет более-менее адекватной.

М-да, слушать о себе в третьем лице, конечно, интересно и познавательно. Правда, на счет двух последних самоуверенных заявлений я бы поспорила.

Успокаиваться пока не планирую, так как нервничать еще не начала.

А вот понятие адекватности у всех разное. Как по мне, так они от меня даже отстают.

— О, это замечательная новость, — поднимается, не торопясь, с дивана рыжик. А я отмечаю, что его одежда зеленого цвета, словно молодая трава.

Странно, конечно… Недавно читала, что дишдаши у восточных мужчин традиционно только белого цвета. Женщины же носят черную абайю.

А тут, мало того, что в разноцветных одеяниях все трое, так блондин и шатен вообще на арабов слабо тянут. Скорее уж, европейцы.

— Симпатичная, — рыжий великан приподнимает моё лицо за подбородок, поворачивая его и внимательно изучая. — Я точно поучаствую в этот раз.

Сжимаю кулачки, уговаривая себя еще немного потерпеть, а уже потом высказать этому наглому мужлану все свои соображения.

Может, ему еще и зубы продемонстрировать. А то рассматривает так, будто лошадь покупает. А что? Все в той же статье просветилась, что одна из страстей арабов — приобретение скакунов.

— Поддерживаю, Закир, — бьет шатена по плечу блондин.

Он останавливается в шаге от меня и, ухватив завивающуюся колечками прядь волос, тянет к носу, глубоко вдыхая.

— Мм-м, а запах какой привлекательный.

Божечки, он это серьезно?

А вот теперь очень хочется засмеяться и, сняв сарафан, тулуп и даже термобелье, дать понюхать себя еще раз… Более тщательно.

— Ранур, ты как? — оборачивается светловолосый к брюнету.

— Не уверен, что она подойдет. Снова зазря время потратим на очередную девчонку. Да и Айна будет переживать, — фыркает тот и одаривает меня надменным взглядом, словно я ему неприятна.

Вот же, высокомерный задавака!

— Только в этот раз надо постараться и скрывать Избранную подольше, — рыжик не перестает меня внимательно разглядывать, но руки от лица убирает. — Если и эту сманят к себе ушастые или хвостатые, одной нотой протеста не отделаются. И даже двумя, поверьте на слово. Лично отправлюсь в гости с не очень дружественным визитом.

— Закир, угомонись. Ты и так целый год отсутствовал, наводя шум и смуту. Дай им передохнуть, — смеется сосед блондин. Развалившись в кресле, он с довольным видом вытягивает ноги и закидывает руки за голову. — Тем более, Миналь сама изъявила желание уйти, назвав три причины.

— Знаю, Садж, знаю. Просто драконит, что приходят Избранные на наши земли, а оседают на чужих.

— Ну, — фыркает брюнет, — кое-кто всё же и у нас остался.

— Ага-ага, — соглашается великан, — одна — святая простота, другая — наглая выскочка. Только тихоня была нормальной, и та через полгода сбежала.

— Наверное, кто-то очень большой и настойчивый сильно на нее давил. Вот малышка и сделала ноги ко всё понимающим ушлым красавчикам, что умеют слушать, охмурять и уговаривать, — хмыкает блондин, прищуриваясь и впиваясь в меня взглядом.

Надеюсь, он там ничего нового не придумывает, вроде экспериментов и воздействий. А то, как реагировать, не понимаю. Хотя вот нос чешется, и вообще стою уже из последних сил.

Непривычная жара рубит. Яркий солнечный свет раздражает обоняние. Да и жажда с каждой минутой одолевает сильнее.

— Я ухаживал, а не давил. Если она не поняла, её проблема. Пусть теперь с соседями в прятки играет. — ворчит рыжий человек-гора, что, вставил у меня за спиной, положил руки на плечи и дышит в макушку. — А я вот на это переключу всё своё обаяние.

— Главное, не переусердствуй, — фыркает темноволосый.

— Я проконтролирую, — тут же влезает блондин.

— А тебя кто? — бухтит брюнет.

Нет, ну бука, как есть.

Интересно, он вредный по жизни или сегодня звёзды не сошлись?

— Хорошо, если ты, — тут же отбивает подачу светловолосый. — Так что разбирайся с Айной и включай своё всевидящее око.

Наливает себе целый стакан.

Что поражает, так это грани стеклянного сосуда. Он будто бы инеем немного покрыт.

Обалдеть, какая прелесть.

Хочу! Хочу!

— И мне стаканчик налейте, пожалуйста! — не выдерживаю и подаю голос.

Всё, что они тут болтали, конечно, очень интересно, но ни разу не познавательно. А от теплового удара и жажды, говорят, можно в обморок упасть. Или вообще разболеться не на шутку.

Оно мне надо?

Нет, конечно.

Узнать бы, как тут оказалась и по какой причине.

А еще лучше: где «это тут» находится?

А местные массовики-затейники или ролевики-фанатики, что уж им ближе, других избранных выбирают. Или выбирают выбранных.

Да, не суть. Главное, меня надо домой вернуть.

Очень-очень…

Абсолютная тишина, что нас всех накрывает после моих слов, лопается, как мыльный пузырь.

Апчхи…

— Простите… — потираю ладошкой нос. — На солнечный свет реагирую, вот и чихаю.

— Са-адж, — брюнет отмирает первым, и я даже замечаю, как играют его желваки. — Ты снял блокировку?

— Э-э-э, не совсем… — блондин выпрямляется в кресле, сбрасывая всю расслабленность.