Дыхание Армагеддона - Мурад Аджи

О пророке говорят название окрестной горы — Гора Ноя и селение Ной, где в курганах похоронены его потомки. Есть там гора Гямигая (Гора-Ковчег), к которой, по легенде, «пристало» судно Ноя… Все эти сведения очень и очень интересные, но о них дальше Нахичевани не знают. Кто-то десятилетиями игнорировал их, утверждая свою точку зрения на легенду о Ное.

Однако времена меняются: Азербайджан стал независимым, ему правда о себе самом важнее, чем экономическое процветание, ибо сегодня просыпается память народа, рождается дух молодого государства, входящего в мировое сообщество. Свободные люди должны иметь правдивую биографию, а не ту, что придумала им Москва. Таково условие независимости.

История, и не только в Азербайджане, а на всем постсоветском пространстве, наконец-то стала идеологическим ресурсом, который дороже нефти, дороже всего золота мира, потому что он и есть свобода. Для одних это свобода от имперского прошлого, для других — от имперского мышления.

Демократия при всех ее достоинствах и недостатках разрешила людям вслух говорить правду о себе, своих предках. Этим я объясняю возросший сегодня интерес к прошлому. Народы вспоминают себя! Значит, у них есть будущее, потому что рано или поздно проснется гордость за предков, за свою страну, в общество придет новая мораль — созидательная, уже не батрацкая…

Не стану описывать впечатления, которые оставил Нахичеванский край, то особый разговор, надо выждать, чтобы улеглись чувства, рожденные экспедицией. Впечатления, как вино, должны настояться, к ним важно, не торопясь, возвращаться вновь и дополнять-дополнять, пробуя на вкус… Когда-нибудь напишу книгу о Нахичевани, если будет на то воля Неба.

Красивая здесь земля, неизведанная. И люди достойные.

Пока лишь отмечу: после вялого московского лета местная жара не сразу пришлась по душе, равно как и весь ход экспедиции — надо было втягиваться в походную жизнь, знакомиться с коллегами, а это с возрастом дается все труднее. Мешают городские привычки и убеждения, которые с годами лишь крепнут в каждом из нас.

Увы, привычки делают нас такими, какие мы есть — себе врагами… Иногда бы смолчать, а не получается. Заводишься с пол-оборота и закипаешь по пустякам.

Ведь кто-то в экспедиции по примеру армянских археологов нацелился искать материальные находки, а их близко быть не должно. Это, видимо, и заводило меня. Найти обломки ковчега даже теоретически нельзя, за тысячелетия они истлели бы в прах, если и были наяву… Все равно что встретить в лесу живого мамонта.

Пришлось рассказывать историю о том, как фрагмент ковчега стал реликвией Армянской церкви, как попал туда. Его «обрел» монах, который вопреки запрету пытался подняться на гору Арарат, измучился, но не поднялся. Тогда ему явился ангел, который принес доску от обшивки судна, якобы лежащего на вершине… Вот, собственно, и вся научная подоплека события. О ней упоминал и Гильом де Рубрук, западный путешественник, монах-францисканец, побывавший в тех краях.

История нехитрая, но абсолютно неправдоподобная, с какой стороны ни смотри, однако с этой истории начались другие, тоже тесно связанные с Араратом. Это и громко разрекламированные «научные» экспедиции, и шумные статьи в прессе, и превращение Ноя в объект коммерции.

Но… никто не подумал о том, что ангел не мог оторвать доску от судна и принести ее, потому что ангел — бесплотное, бестелесное существо, призванное служить Богу, нести Его волю стихиям и людям. В том назначение ангелов! Так учит мифология, и опровергнуть ее постулаты трудно.

Если ангел совершает что-то иное, физическое, например, отрывает доску от остова судна, он сразу же становится материальным и превращается в беса — врага Бога и людей. Это тоже аксиома.

Я предложил коллегам ответить - на вопрос, что есть что в истории обретения иных церковных реликвий, мягко напомнив: мы, в отличие от других экспедиций, едем искать не следы потопа, не остов мифического ковчега, Ной интересен нам в первую очередь как страница тюркской истории.

Именно тюркской, потому что легенда о потопе родилась на Древнем Алтае, оттуда пришла она в мир. Сначала в Северную Индию, потом на Средний и Ближний Восток.

Об алтайских ее корнях сообщают даже записки русских священников С. Ландышева и В. Вербицкого, которые в XIX веке вели насильственную христианизацию населения Алтая. Можно лишь догадываться, каково было их удивление, когда они услышали в глухом краю от «диких» аборигенов о всемирном потопе, о сотворении планеты, о вечной душе человека, о небесных ангелах.

То был мир тюрка, который жил с теми образами почти три тысячи лет!

Алтайцы уверенно пересказывали иные сюжеты Библии и Корана, то есть книг, которых не знали, но пересказывали, потому что исповедовали веру, предшествовавшую христианству, исламу и другим религиям. То была философия Древнего Алтая, с нее люди планеты начали познание Бога Небесного.

Вера в Тенгри — Вечное Синее Небо, так называлась она.

Мы пока немного знаем о ней, хотя есть работы ученых, в том числе западных. К сожалению, тенг-рианство — не пустая страница науки, а запретная. Христианское и мусульманское духовенство принимают ее в штыки, желая скрыть исток всех религий.

В книге В. И. Вербицкого «Алтайские инородцы» я встретил пересказ, возможно, самого раннего текста легенды о потопе. Впрочем, о том говорят легенды Древней Индии, куда в 1-м тысячелетии до новой эры пришли тюркские орды, начавшие свое Великое переселение…

Выходит, маршрут Ноя — это пути миграции древних тюрков, их культуры? — осторожно подумал я.

Признаюсь, сам вздрогнул от неожиданной мысли, но позже убедился — легенда о всемирном потопе связана именно с Великим переселением народов и распространением религии Тенгри. То есть с верой в Бога Небесного, поэтому она и вошла в священные книги едва ли не всех народов Евразии.

Ной (у алтайцев — Намо) первым принял Единобожие, или стал тюрком, отсюда бессмертие его деяния, отмеченное легендой. А память — это музыка жизни, ее нельзя придумать и нельзя забыть. Она существует вне нашего сознания. Существует в легендах, поэтических образах, в живописном искусстве, то есть в наследии предков.

Показательно, «тюрк» при Ное был не этническим термином, скорее духовным, переводился как «душа, наполненная Небом». Знаком Неба был равносторонний крест — «тэре». Видимо, отсюда и шло само имя, смысл которого очень глубок[1].